Пчелы же, не добравшиеся к цели и не нашедшие никакого нового источника корма, вскоре после возвращения в улей снова оказываются в свите, сопровождающей танцующих на сотах, читают в фигурах танца новый маршрут, снова наматывают себе на усики с их шестью тысячами обонятельных пор запах места взятка. А после того как сигнал воспринят, они еще раз протирают щетками ножек глаза, прочищают усики и опять вылетают на поиск, руководствуясь в полете показаниями солнечного компаса.
Удачливые же сборщицы, которые нашли цель с первого захода и раз-другой вернулись в гнездо нагруженные кормом, отправляются в повторный рейс и летят уже по проторенной ими дороге, причем на этот раз поглядывают не столько на небо, сколько на землю.
А известно об этом стало в результате простого опыта.
В спокойной, ровной местности поодаль от пасеки поставили блюдце с кормом, обозначив кратчайшую дорогу к нему хорошо заметными вехами. В течение нескольких дней кормушка появлялась на одном и том же месте, и пчелы, летавшие с утра до вечера, усердно выбирали из нее сироп. Вечером шестого дня, когда сумерки прервали движение сборщиц на трассе привычных полетов и пчелы собрались в ульях, линию вех переместили, отведя ее в сторону от участка, где стояла кормушка.
Куда же направятся утром пчелы?
Они потянулись вдоль вех и, прилетев к последней, долго летали вокруг в поисках сиропа. А на старом блюдце, которое стояло на прежнем месте и, как всегда, было полно корма, долго не было ни единой пчелы.
Сомнений не оставалось: когда дорога к месту взятка проложена, пчелы, стремящиеся к уже известным им участкам, следуют указаниям наземных ориентиров, причем самое место взятка — пункт, к которому они добираются, оказывается последней вехой в их полете.
Не оставалось сомнений и в другом. Едва вылетевшая для сбора нектара пчела добралась до цветков (или кормушки) и впервые наполнила зобик сладким грузом, участок, с которого она начала черпать корм для семьи, приобретает для нее особую притягательную силу.
Теперь только он влечет и манит к себе сборщицу, только к нему она стремится, вылетая из гнезда. Возвращаясь домой с добычей, она может кружиться, выписывать на сотах восьмерки или серпы вербовочного танца, приглашая на свой участок новых сборщиц, но на танцы других сама больше никак не реагирует. Эта пчела не летает более в поисках корма, но, ориентируясь по наземным приметам, как челнок снует между гнездом и местом взятка, перекачивая нектар из цветков в соты.
Именно это и наблюдается в обычных условиях в пору главного взятка, когда над пасекой стоит издалека слышный, неумолкающий гул бессчетного числа сборщиц, прямиком летящих в лихорадочной спешке от ульев к цветкам и от цветков к ульям.
Гудя, снуют во всех направлениях пчелы, и отовсюду звенят не слышимые человеком ультразвуковые сигналы груженых сборщиц.
Беззвучные голоса их не умолкают в венчиках, хранящих нектар цветков. Но заполненный зобик и полновесный груз обножки в корзинках побуждают теперь пчелу вернуться в улей.
Если пчела отлетела на пять километров от своего гнезда, то расстояние, отделяющее ее от дома, почти в полмиллиона раз превышает длину ее собственного тела. И все же живая частица семьи, забравшаяся в поисках корма так далеко, что она оказывается буквально песчинкой, затерявшейся в зеленом море растений, уверенно отправляется в обратный путь.
Способность находить свое гнездо пчела приобретает постепенно еще в учебных проиграх и полетах. Если выловить несколько молодых пчел, получающих воздушное крещение, отнести их всего за полтораста — двести шагов от улья и здесь выпустить, они заблудятся и не найдут дороги к своему гнезду.
Вот почему взятая из улья и отнесенная даже на близкое расстояние пчела возвращается домой лишь в том случае, если она в поисках обратной дороги к дому попадает на место, достаточно известное ей по прежним прилетам. С совершенно незнакомого места и старые пчелы не находят дороги к своему гнезду. Впрочем, и здесь они, как обычно, возвращаются только известной им дорогой и поэтому оказываются в конце концов на том месте, откуда отправились в полет.
Когда сборщица возвращается в улей из полета на короткое расстояние, наблюдатель без труда обнаруживает присущее пчеле «чувство направления».
Фришем были обстоятельно изучены и другие стороны летно-ориентировочного инстинкта пчел, связанные с обратными полетами, в частности роль цветного зрения. Он провел множество опытов с белыми и цветными ульями, с ульями, передняя стенка которых прикрыта щитом, окрашенным с двух сторон разными красками и с такими же двухцветными прилетными досками — с одной стороны синими, с другой — желтыми (повернув щит и доску, можно сохранить знакомый пчелам запах и вместе с тем, не сдвигая улья с места, изменить его привычный вид).