– Писить.
– Бежим-бежим! – откликнулась Эстер, одной рукой хватая стопку открыток, другой – Кейт за ручку и срываясь в сторону туалета, пока не случилась авария. В кабинке, пока Кейт, сидя на унитазе, вовсю описывала свой процесс, Эстер изучила открытки. Сэм присылал их со всех концов Соединенных Штатов; на каких-то были изображены знаменитые достопримечательности вроде того же моста Золотые Ворота или Эмпайр-стейт-билдинг, на других – совершенно непримечательные места вроде дверей или дорожных знаков. Скорее всего, открытки он выбрал потому, что отследить их труднее, чем ту же электронную почту или телефонный звонок, но и они хранили множество данных, по которым его можно если не отыскать, то хотя бы определить, где Сэм был. По маркам, например, несложно понять, где и когда он жил, да и в подписях должен быть какой-то намек. Эстер невольно признала, что дело подвернулось интригующее.
– Знаете номер социального страхования Сэма? – спросила она, вернувшись из туалета и кое-как снова усадив Кейт за раскраску.
– Он им двенадцать лет не пользуется, – ответила Лайла. – Я этот вариант уже пробовала.
– Ладно, займусь. Как насчет даты рождения? Без нее у меня мало что получится.
– Третье апреля 1992 года.
– Полное имя? Сэмюэль?
– Просто Сэм Блейн. Родители не заморачивались.
– Кстати, о них… Они как-то участвуют в деле?
– Нет. Они мертвы. Оба. Умерли, когда мне было девятнадцать, и мы с Сэмом жили вдвоем. По крайней мере, пока он не съехал.
– Значит, вы двенадцать лет не виделись. Ему тогда было… четырнадцать? пятнадцать? Это называется не «съехал», а сбежал. Полиция его не искала?
– Еще как искала, да и я тоже. Его все искали.
– У Сэма были друзья? Кто-нибудь, с кем он поддерживал бы связь все эти годы?
Лайла взяла в руки снимок.
– Вот. – Она указала на второго мальчика, на которого Эстер едва обратила внимание первый раз. В камеру он смотрел с улыбкой, но на фоне крупного Сэма как-то терялся.
– Это Гейб Ди Парсио, – сказала Лайла. – Приютский ребенок, жил у нас тем летом. Они с Сэмом сбежали вместе. – Лайла насилу оторвалась от снимка. – Гейб вел себя… как бы это сказать… тихо. Что есть, что нет его. Сэм привел Гейба к нам после школы весной того года, как какого-то бродячего щенка, и сказал, мол, Гейб у нас переночует, но с тех пор он почти поселился у нас. А вообще жил на другом конце города, у одной женщины вместе с другими мальчишками, их человек пять-шесть было. Опекунша, по-моему, даже не заметила, как Гейб переселился к нам, пока ей не донес соцработник.
Эстер перебрала заметки.
– Сколько вам тогда было? Двадцать три? – ткнув в сторону Кейт большим пальцем, она призналась: – Я совсем взрослая, но с ней одной управиться не могу. А вы присматривали за двумя подростками…
– Гейб просто жил у нас. Неофициально. Я, конечно, могла прогнать его, но капля совести у меня все же есть. Ну, кто бы пустил в дом четырнадцатилетнего приемыша, особенно такого, как Гейб? Он едва ходить научился, а его уже мотало по приемным семьям. Мать – наркоманка, отец – пьяница. Никаких шансов на нормальную жизнь.
– Его родители еще живы?
– Может быть. Когда Гейб сбежал, они подали иск в суд против штата, а потом переехали в Рино.
– Хорошо, попытаемся сложить картинку. Как звали ту женщину? Опекуншу, у которой жил Гейб. Она еще в городе?
– Шерил Дженкинс, – ответила Лайла. – Да куда она денется? Нью-Гэмпшир ее не отпустит. Копы говорили с ней, но она тоже ничего не знает.
– А как же соцслужба? Не дознавались, что стало с Гейбом?
– Не особо. Соцработник даже рад был избавиться от него.
– Соцработник? Мужчина?
– Да, Роберт Инглвуд. Бобби. Мы с ним в школу ходили. Он точно еще в городе. К несчастью.
Эстер записала все имена.
– Дату рождения Гейба, случайно, не знаете?
– Он жил у нас всего несколько месяцев. Можно у Бобби спросить.
Эстер еще раз просмотрела заметки: только имена и несколько дат. Даже имея на руках открытки, найти Сэма будет трудновато. Тем не менее задачка обещала стать любопытной.
– Откуда пришла последняя открытка? – спросила Эстер. – Хоть буду знать, с какого города начинать поиски.
Из сумки Лайла достала еще одну, тонкую стопку открыток. Верхняя изображала таунхаус где-то на Бикон-Хилл, или даже в Бэк-Бэй. Снимок был сделан осенью: вдоль улицы горели красным клены.
– С марта Сэм живет в Бостоне, – подсказала Лайла.
Эстер взглянула на оборот открытки, где Сэм написал: «Забавно, как быстро привыкаешь к такому большому помещению». На остальных открытках тоже были виды города, вроде стены кирпичного здания, сетчатого забора или кафе. На последней Сэм запечатлел дорожный знак с надписью «Луисберг-сквер».