*
…Такси остановилось у крыльца отеля, когда Юра уже был готов впасть в меланхолию, в которую медленно, но верно перетекало раздражение. В ночном полумраке разглядеть лицо вышедшего из салона мужчины было сложно, но эти пепельные волосы не узнать было невозможно. Виктор. Юра с силой закусил губу и невольно отшатнулся назад, хотя точно знал, что в темноте подворотни разглядеть его трудно. Впрочем, Никифоров и не пытался. Он помог выбраться своему спутнику, и спустя несколько мгновений они оба исчезли из поля зрения. Юра медленно выдохнул, расслабил сжавшиеся пальцы и сглотнул. Не трясло, и то ладно.
— Ты готов? — Отабек стиснул его плечо, подушечкой пальца прошелся по шее и опустил руку.
Юрка на миг зажмурился, чувствуя себя почему-то отвратительно от потери этого контакта, но уже через секунду вскинул голову.
— Да.
Отабек ткнулся губами ему в висок и, обойдя, вышел из укрытия, на ходу приглаживая волосы, расстегивая куртку, под которой был пиджак и рубашка без галстука. Подхватил из мотоцикла Юркин кофр с фотоаппаратом и неторопливо направился к крыльцу отеля. Все, отсчет пошел.
В ожидании звонка Юрка прикурил, прислонившись к стене. Минут через пятнадцать он с чемоданом с багажной биркой на ручке появится перед стойкой, назовет номер брони, получит свой ключ и поднимется наверх. Если они все рассчитали правильно, его номер будет через один от номера Никифорова, а Бека — сразу после. А дальше — дело техники, ловкости Юрки и капли везения. Хотя именно сейчас Юра надеялся, по-настоящему надеялся, что ему не повезет. И портьеры будут плотно задвинуты.
*
…На балконе было сыро, но чисто. Крохотный столик, пластиковый стол, пустая пепельница. Юрка обезьянкой перелез через ограждение балкона в номере Бека, придерживая фотоаппарат, и только поморщился, глядя на приоткрытую дверь номера Никифорова. Снимай — не хочу. И уличный фонарь словно специально был расположен так, что его свет не задевал Юру. Зато в самом номере освещение было что надо для романтической фотографии. Да и вся обстановка буквально кричала о том, что находящимся внутри никто и ничто не интересен. Открытая бутылка вина, пара бокалов, разбросанная по полу одежда… Заглянув в номер для «разведки», Юрка тут же отшатнулся и вжался спиной в шершавую стену. Сглотнул, прикрыл глаза, пытаясь взять под контроль расшалившиеся нервы.
О своем нынешнем занятии Юрка старался особо не задумываться, искренне считая, что во всех этих непристойностях, которые он фотографирует, люди виноваты сами. Вышла певичка из дома без трусов — получила фотографию себя любимой с задравшимся платьем. Актер решил наставить жене рога, прогуляв юную любовницу по магазинам с минетом в примерочной кабинке — ну так за удовольствие надо платить. Этот случай был… другим. Просто другим. Там, в номере, были двое, которые ничего не скрывали, но и выносить свои отношения не собирались. А то, что их поцелуй нужен для поднятия тиража газеты… Такое разделение говорило не в пользу профессионализма Юры и его тщательно выращиваемого цинизма, но сейчас он чувствовал себя отвратительно. Все, что ему нужно — это вскинуть фотоаппарат и нажать на кнопку. Любовники даже не поймут, они так поглощены друг другом, что не услышат и взрыва рядом. Нажать на кнопку и… что? Избавиться от своих демонов? Предать свои собственные детские эмоции и чувства? Или понять, что детские уже давно стали взрослыми, а он и не заметил? Юрка не знал. Он просто не хотел знать. И разбираться почему именно — тоже. Но любопытство жгло. Он столько раз и так долго представлял себе, как это могло бы быть, что удержать себя сейчас не мог. Только глазком. Одним взглядом. А потом он решит.
…Разница между «трахаются», «занимаются сексом» и «занимаются любовью» Юрку никогда особо не интересовала. Не все ли равно, если движения по сути ничем не отличаются? Сверху, снизу, сзади или сбоку — меняются только физические характеристики типа угла и глубины проникновения, степени обхвата и возможности при этом подрочить или просто целоваться. Он никогда не думал, чем же они с Беком обычно занимаются, но сейчас понимание вдруг стало очень четким: трахаются. Просто трахаются. Причем только потому, что других вариантов сам Юрка не приемлет. Бесится от «телячьих нежностей», «бабских соплей» и всего того, что, как он считал, превращает мужика в тряпку.
Но Виктор сейчас не был похож ни на тряпку, ни на девку. Точеный, сильный, красивый, распаленный — он ласкал Кацуки так, что тот изнемогал под ним. Неторопливо, но явно умело и зная все самые чувствительные точки — он изводил его и только счастливо смеялся, когда Юри шипел что-то на японском умоляющим голосом. Между его раздвинутых бедер двигался то размашисто и быстро, то медленно и глубоко, пятнал кожу засосами, подолгу целовал губы и с почти болезненной нежностью ерошил волосы, вглядываясь в глаза.
Когда Юри вскрикнул мучительно и жарко, Юра отшатнулся. Кусая губы, обвел расфокусированным взглядом балкон и тьму улицы за ним. Собственное возбуждение приносило боль, но сейчас важнее было другое. Он не хотел быть на месте Юри. Не хотел быть с Виктором. А вот желание заглянуть в черные глаза Бека стало вдруг таким неистовым, что не оставило больше место сомнениям или другим размышлениям.
Юра перехватил фотоаппарат покрепче и буквально перелетел через ограждение. Вошел в номер, захлопнул за собой балконную дверь и буквально обрушился на вышедшего ему навстречу из ванной Отабека. От неожиданности тот покачнулся, не удержался и упал на кровать, зашипев от неудачного приземления. Раздраженно отложив фотоаппарат в сторонку, Юра оседлал его бедра, не давая подняться. Навис на руках, заглянул в глаза, в которых плескался тщательно скрываемый, но все равно заметный страх и тревога, и жадно впился в губы. Намеренно причиняя боль, заявляя свои права. Отабек потемнел лицом и попытался отстранить его от себя.
— Если тебя так завело…
— Я дурак, Бек, — прервал его Юра. — Если бы ты знал, какой я придурок.
Отабек сморгнул.
— Ты меня пугаешь.
— Мне никто, кроме тебя не нужен, понимаешь? — Это надо было сказать давно. Но Юрка так настойчиво и старательно давил в себе любые проявления чувств, что сейчас они сами рвались на волю, причиняя почти физическую боль. — Совсем никто. — А еще он не умел признаваться. Виртуозно владеющий неправильным русским — он терялся, когда надо было облечь в слова то, что горело внутри. Виктор и Юри словно вскрыли его, как консервную банку. Ткнули в то, что жило в нем давно, но то, что он прятал даже от себя. Еще утром он считал, что с Беком ему просто хорошо и удобно. Тот отличный организатор, друг и любовник, терять такого глупо, но и плакать в случае расставания он не будет. А сейчас он отчетливо понимал: будет. Еще как будет. И ревновать. И закатывать истерики, и бить посуду. Дуться, беситься, материться и отчаянно бояться остаться без него.
— Юра… — Наверное, в глазах прочитать его эмоции было проще, потому что Отабек вдруг растерялся. И открылся, став вдруг таким уязвимым, что Юрка со стоном уткнулся лицом ему в грудь. Вдохнул запах его тела и вытянулся, обнимая все собой. Просто помолчать, принимая себя таким. Не слабым. Просто… влюбленным. Сложно. Но он справится.
— У меня для тебя два предложения, — буркнул он, пряча пылающее лицо. — Первое — найти нам какое-нибудь другое занятие. Второе — я хочу заняться с тобой любовью.
Отабек несколько долгих мгновений молчал, а потом подался вперед, переворачиваясь и в свою очередь нависая над Юрой. Заглянул в глаза, улыбнулся так, как мог только он. И выдохнул в приоткрывшиеся губы:
— Прямо сейчас?