– Я ещё не думал об этом, – честно признался я, – но я буду иметь вашу кандидатуру в уме.
– Как мило, что даёте мне надежду, – Директор попытался скрыть снисходительность в ответе.
– Так значит, это правда? – Я попытался перевести тему, и запоздало разыграть изумление от того, что не должен был знать, – я имею в виду эту программу государственной поддержки.
– Правда, – кивнул мужчина, заглатывая наживку, – можете гордиться собой, Малкольм.
– Зовите меня Мэл, – сверкнул глазами я, и с ещё большим воодушевлением продолжил выяснять интересующие меня подробности, – и это всё окончательно, да?
– Ну, – теперь уже искренне смутился Прайд, – этот год пока экспериментальный, но если всё пройдет хорошо, то да, стипендиальная программа станет постоянной.
– Признаться честно, – и в этом я действительно был честен, – я хотел попасть на этот вечер только из-за того, что знал о вашем присутствии здесь.
Мужчина окончательно растерялся и принялся добавлять кубики сахара в чашку недавно поданного чая, пытаясь, видимо, сохранить безмятежность от такой лести в свой адрес:
– Я, наверное, должен извиниться за свой наезд ранее.
– Ну что вы, – отмахнулся я, – я прекрасно понимаю, что со стороны наш с Кеннетом перевод больше походил на дерзкую выходку – протест, своего рода, против новой администрации. Так что вас не в чем винить.
– Знаете, Малкольм, э, Мэл, – поправился Прайд, – мы с вами похожи больше, чем кажется на первый взгляд.
От этой фразы я напрягся, но виду старался не подать и промолчал, позволив мужчине продолжить:
– Я вырос в Восточном Бирмингеме – та ещё помойка, – горько ухмыльнулся он, а мне стало понятно, почему о прошлом Прайда так мало было известно, – и у меня было ровно два пути: строитель или охранник. И это в лучшем случае, прошу заметить. А я выбрал третий…
– Это достойно уважения, – ответил я и подобрался на стуле, – а можно личный вопрос?
– Ну попробуйте.
– Почему правое крыло? То есть, я ни на что не намекаю, но вы, правда, не похожи на представителя консерваторов.
– Из ваших уст это звучит как комплимент.
– Нет, что вы, я не…
– Как бы выразиться помягче, – Прайд пропустил мимо ушей мою несмелую попытку извиниться, и на секунду задумался, потом улыбнулся чему-то своему и сказал, – если не можешь бороться – возглавь.
Фраза показалась мне до ужаса странной и неуместной:
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Мэл, чтобы выиграть, надо выбрать сторону победителей, – пояснил мужчина.
Внезапно картинка перед моими глазами начала проясняться, Директор, оказывается, не был консерватором, он был… эгоистом.
– Признаться честно, не думаю, что вы хорошо подойдете на роль моего научного руководителя, – пожал плечами я, – учитывая излишне либеральную тему моей работы.
– Вот как? – вздернул бровь Прайд, – озвучьте.
– Легализация нетрадиционных браков.
Впервые за разговор Кеннет подал признаки жизни, подавившись глотком шампанского. Я взглянул на него обеспокоенно, но он попросил себя извинить и удалился, не взглянув в мою сторону.
– Так это правда? – ошарашено спросил Прайд, отвлекая меня от попытки понять, что только произошло, – слухи не врут? Вы и Найт… вместе?
– А при чём здесь это?..
– Не стройте из себя невинную овечку, Мэл, узаконив свои отношения с таким лакомым кусочком как Кеннет Найт, вы превратите вашу жизнь в настоящую сказку, – понимающе подмигнул мужчина, а у меня поехала челюсть вниз, я ведь совсем не это имел в виду, – и да, вы правы. Будь я на месте вашего наставника, то предложил бы избавиться от размытости в названии. Под формулировку “нетрадиционных браков” подпадает слишком много вариантов.
В этом и была вся суть! Господи, как можно было так легко переврать мои слова и вдобавок выставить меркантильным уродом?!
– У меня что-то голова разболелась, – невнятно пробормотал я и поднялся из-за стола, покачиваясь.
– Скорейшего выздоровления, – Прайд приподнял бокал, – увидимся на зимней сессии, Мэл.
Я так спешил на выход, что чуть не забыл пальто, к счастью, на крыльце меня уже ждал Кеннет. Он открыл передо мной дверь подогнанного автомобиля, и мы отправились домой. Я был так глубоко погружён в свои мысли, что не замечал того, что Кеннет был в бешенстве, ровно до того момента, когда он с силой швырнул, судя по отзвуку, запонки куда-то в сторону раковины, как только мы очутились внутри.
Я замер, словно испуганный хорёк, лихорадочно соображая, что могло пойти не так, попутно заметив, что в доме было пусто. Папа с Грэгом, судя по всему, решили сегодня остаться в городе, родители Кеннета ещё не вернулись.
– Надо было быть полным идиотом, чтобы не понять всё с самого начала! – рычал альфа, расхаживая словно загнанный зверь в клетке, по тёмной гостиной – никто из нас так и не удосужился включить свет, – значит, это и был твой план? Я-то думал, с какого перепугу он так легко согласился на свадьбу, а ты просто хочешь всю жизнь играть в эту, блять, свою тупую игру, где ты притворяешься альфой!
– Что? – выдохнул я, опешив, – нет, Кеннет, это не так…
– Не так? А что, прости, тогда ты имел в виду, когда говорил про легализацию нетрадиционных браков? – шипел, перебивая меня, Кеннет.
– Господи, это всего лишь идея, – я попытался оправдаться, – на её реализацию могут уйти десятки лет…
– А, то есть, ты не отрицаешь того, что хотел бы?!
– Нет, Кеннет, нет! Я думал не о нас, а о папе с Грэгом, или об Арчи с Ричи, да и обо всех, кто подпадает под спектр. О реальных нетрадиционных парах.
Кеннет замолчал, вроде бы, успокаиваясь, и включил-таки один тусклый светильник. Я видел его желваки на скулах, расширенные от адреналина зрачки, перекатывающиеся мышцы на предплечьях.
– Скажи мне, – он ткнул пальцем в мою сторону, поймав мой взгляд, – скажи мне глядя в глаза, что ты никогда не думал о том, чтобы притворяться альфой всю жизнь.
И я промолчал. Возможно, если бы мы так и остались в темноте, то я смог бы солгать, но только не сейчас. Когда я видел в глазах альфы не только гнев, но и боль, и сам болел внутри.
Кеннет разочарованно кивнул, поджав губы.
– Думал, Кенни, думал, – отвернулся я не в силах наблюдать за тем, как альфа реагирует на мои слова, – ты не понимаешь, каково это – осознавать, что тебя слушают и считаются с тобой только потому что думают, что ты альфа.
– Ты полный придурок, если действительно так считаешь, – уже тише сказал Кеннет.
Я закрыл глаза и постарался вложить как можно больше искренности в свои следующие слова, потому что говорил правду:
– Но я не пойду на это, зная, как для тебя это важно.
– Для меня? – задохнулся от возмущения он, – для меня и только?!
Я снова промолчал. Разговор ни о чём. Ни я, ни Кеннет расходиться по комнатам не спешили, поэтому так и стояли молча, посреди тусклой гостиной.
– Ты злишься? – спросил я, чуть погодя.
– Я не злюсь, Мэл, мне страшно.
От такого неожиданного ответа пришлось повернуться. Кеннет медленно развязывал галстук как ни в чём не бывало, будто не он только что это сказал. Он поймал мой шокированный взгляд и подошёл ко мне, завернув сначала за спину. Стянул с меня пиджак, словно заботливая нянька – в этом он весь. Я уже думал, что он так и не ответит на мой немой вопрос, но он всё-таки продолжил, взяв моё лицо в ладони:
– Я боюсь за тебя, Мэл, боюсь, что ты едешь крышей. И уже давно. Пойми, если бы ты и правда оказался альфой, то я бы принял тебя. Но ты о-ме-га, и я вижу, как ты требуешь, не спорь со мной, – он предупредительно поднял брови, когда я попытался вставить что-то в оправдание, – сам от себя, заметь, требуешь быть альфой. А я ничего не могу сделать, потому что я готов бороться с кем угодно, с кем угодно, Мэл. Кроме тебя.