Выбрать главу

— Мне очень жаль, — Рахав прижал ладонь к сердцу, — но раскрыв нам эту ужасную правду, она лишила себя жизни.

— Ёсиро всегда верно служил нашему делу! — закричал Иезавет, не обращая внимания на ужимки Рахава.

— Увидим. Ёсиро, выйди вперед.

Толпа начала расступаться, пропуская Ёсиро. Статный — выше отца — юноша с тонким изогнутым мечом за поясом приковал к себе все взгляды.

— Ни шагу дальше, — скомандовал Рахав. — Сложи оружие, или его отберут у тебя силой.

Иезавет принялся бранить сына:

— Глупый мальчишка! О чем ты думал? Твое дело — вредить людям, а не терять время с сестрой-исполинкой!

Ёсиро посмотрел на Феми, которая продолжала лежать у ног отца, и, вытащив меч из-за пояса, положил его на землю.

— Это только моя вина, — сказал он, обращаясь ко всем повелителям. — Оставьте Феми.

— Как романтично! — В голосе Рахава звучала легкая насмешка. — Но не следует ли мне указать на очевидное? Вы вдвоем обрекли Феми на смерть в тот самый миг, когда она зачала. Печально.

Некоторое время Рахав с мрачной улыбкой расхаживал по арене, молча рассматривая толпившуюся на расстоянии публику, потом заговорил снова:

— А вы знаете, что на месте, где вы стоите, когда-то погибло с полмиллиона человек? Сейчас эти стены жаждут крови своей юности. Отличное место для наших собственных игр, как вам кажется? Очень надеюсь, что пара наших маленьких гладиаторов — тут он поднял бровь, повернувшись к Ёсиро и Феми, — сейчас попробует сбежать… — Те замерли в оцепенении, как будто не могли поверить, что их тайна раскрыта и жизнь пришла к столь плачевному концу. Несколько повелителей засмеялись, но без особого веселья, а остальные исполины постарались отодвинуться как можно дальше от центра событий.

— Ну, что же вы? — обратился Рахав к любовникам и с жестокой улыбкой резко вытянул вперед обе руки. — Это ваш шанс. Бегите!

Феми, всхлипывая, поднялась на ноги и пробралась между повелителями к Ёсиро. Взявшись за руки, они вдвоем побежали по полуразрушенному Колизею, а с обеих сторон над ними, не отставая, неслись глумливые духи. Некоторые повелители злорадно улюлюкали, наслаждаясь зрелищем.

— Эй, ты! — Взгляд Рахава выхватил из толпы стоящего с краю молодого испа с луком за плечом. Тот с каменным лицом вышел вперед.

— Убей обоих, — приказал Рахав.

Исп стиснул зубы и, мгновение поколебавшись, кивнул. Вытащил стрелу из висевшего за спиной колчана, положил на тетиву. Со лба у него, несмотря на прохладную ночь, скатилась капелька пота, и он, наклонив голову, вытерся о рукав.

— Сейчас уйдут, болван! — закричал ему Сонеллион.

Исп не спеша навел своё оружие на бегущих, сконцентрировав до предела зрение и слух. Кадык юноши дернулся, выдавая попытку нервно сглотнуть; затем он выпустил из лука стрелу, а через секунду — вторую.

Обе попали точно в цель. На пару мгновений в Колизее воцарилась мертвая тишина. Феми и Ёсиро рухнули замертво друг на друга, так и не разжав руки, а стрелок в изнеможении опустил лук и с поникшей головой вернулся в толпу.

— Это еще что такое? — возмутился Фамуз, повелитель смертоубийства. — Раз-два — и готово? А потеха где?

— Тише, Фамуз, — хохотнул Рахав. — Трудно рассчитывать на большее, когда пользуешься услугами испа. Пусть, — тут он заговорил громче, так что его голос был слышен даже в задних рядах толпы исполинов, — это послужит всем вам предостережением. Вы существуете только для одного — дабы вводить во грех род людской. Кто смеет отлынивать, теряет право находиться на земле. И если вы об этом позабудете, то уж я-то не позабуду. Можете быть уверены. А теперь вон отсюда! Мы переходим к закрытой части собрания.

Толпа смешалась, испы толкались и теснили друг друга, торопясь поскорее убраться с глаз повелителей.

Иезебет и Алоцер стояли посреди этой суеты с каменными лицами.

Рахав хрустнул пальцами и поглядел вслед последним уходящим испам.

— Уже не одно столетие я твержу, что эти непредсказуемые полукровки не стоят наших усилий. И всё-таки вам, остальным, почему-то непременно надо заводить эту мерзость, тупую, как люди, и опасную, как дикие звери.

Он улыбнулся своим мыслям, а потом сказал вслух:

— Сам Бог их покинул и позабыл.

Надежда — штучка с перьями — В душе моей поёт — Без слов одну мелодию Твердить не устаёт…
— Эмили Дикинсон[1]
К любви нельзя принудить, к любви нельзя склонить.
вернуться

1

Перевод Бориса Львова.