–…И если вы думаете, – всё больше распалялся он, – что я буду молча хавать оскорбления в адрес моего о…
– Закрой свой рот, Кеннет! – выругался я, округляя глаза, с запозданием понимая, что только что могло произойти.
–…Днокурсника, – договорил альфа, который сейчас перевёл на меня взгляд полный бешенства: на его королевскую персону только что рявкнул омега. И не просто омега, а я. Но в тот момент я уже был на грани нервного срыва, а Кеннет со своей пламенной речью ходил буквально по краю.
Мы ещё немного побуравили друг друга взглядами, отводить глаза первым я не собирался.
– Я могу собирать вещи, господин Директор? – прошипел Кеннет, всё ещё глядя на меня.
– Идите, мистер Найт, – прозвучало сбоку, и альфа выскочил за дверь так быстро, что я и моргнуть не успел.
Я поёрзал под уставшим взглядом директора, устраиваясь на кресле поудобней, помолчал немного, подавил подступающий к горлу ком и попытался разгрести всё то, что только что наворотил Кеннет:
– Господин Директор, не исключайте, пожалуйста, мистера Найта.
– И с чего бы я должен лишить себя такого удовольствия? – хмыкнул мужчина, – Кеннет и так все нервы преподавательскому составу за предыдущие четыре года вытрепал, а сейчас и вовсе нарушил устав академии. А если бы вы, Малкольм, прочитали устав академии…
– Я читал устав, – перебил я директора, – и там предусмотрены разные меры наказания на усмотрение администрации для учеников: выговор в личное дело, отстранение от учёбы и, – я на секунду замялся, – исключение.
– Замечательно, – кивнул альфа, – я – администрация, и я усматриваю исключение.
– Не надо, пожалуйста. Иначе…Я уйду вместе с ним, – сник я.
– Это что, шантаж? – а вот теперь в голосе сквозил насмешливый интерес.
– Нет, что вы, ни в коем случае, – поднял я глаза на мужчину, но потом снова потупил взгляд в пол, – просто это факт: я не смогу здесь учиться без Кеннета, зная, что это… В общем, прошу вас, дайте мне хоть какую-нибудь мотивацию здесь остаться.
– А вы-то тут при чём?
Я снова проигнорировал вопрос и с трудом заставил шестерёнки в голове двигаться, судорожно пытаясь придумать хоть что-нибудь, что поможет мне сейчас, и медленно в голове начал вырисовываться план по спасению моей любимой задницы. Чёрт бы побрал Кеннета, который мягким и пушистым может быть только с пятью людьми и то в ограниченных количествах!
– Я знаю, мне учителя говорили, что я самый лучший ученик на потоке, – начал я, – а ещё я знаю, что в этом году проходит Олимпиада имени Георга Третьего, а она, я знаю, проходит только раз в пять лет, и это очень престижно – победить в этой олимпиаде. А ещё я знаю, что последние три раза победа на ней доставалась ученикам из Военной Академии Роберта Гранта*, а я…
– А вы всезнайка, – закончил за меня директор.
– Именно, – воскликнул я без тени обиды, вызывая улыбку у альфы, – и я принесу академии победу, обещаю! Если вы не исключите Кеннета.
– Значит, всё-таки шантаж, – вздохнул мужчина.
– Джентльменское соглашение, – поправил я, и протянул руку, нервно сглотнув, но альфа явно не был настроен сейчас пристально разглядывать мои тонкие пальцы и ощупывать хрупкое запястье, делая ненужные мне выводы, поэтому я продолжил, – я выигрываю Олимпиаду, а вы…
– Отстраняю мистера Найта на год…
– Месяц…
– Не наглейте, мистер Оуэл…
– Один семестр с возможностью сдать зимнюю сессию и остаться со мной на одном потоке, – скороговоркой выдал я. Мужчина тряхнул мою руку, скрепляя уговор, и наконец выпустил.
– И всё же, – сказал директор, когда я уже поднялся с кресла, – зачем вам это?
– Кеннет мне очень дорог, – уклончиво ответил я.
– Говорите прямо как влюблённый юнец.
– Так и есть, – и с этими словами я выскользнул из кабинета, лишая себя возможности видеть реакцию директора на мои последние слова.
Сколько мы с директором проговорили я точно не понял – может, полчаса, может, чуть больше, но из главного здания я выходил окрылённый, думая, что эмоциональные американские горки сегодняшнего дня закончились, но я снова ошибся.
– Арчи, ты не видел Кеннета? – спросил я, когда вернулся в свой корпус.
– Он уехал, – ответил он.
– Что? – сердце снова ушло в пятки – я себе точно аритмию заработаю, – к-когда?
– Да минут пять назад. Взял вещи, сказал, что его исключили, и вызвал такси. Мэл, его правда исключили?
– Нет, – мотнул я головой, опустившись на свою постель.
Вот так вот взял и уехал. Импульсивный придурок! В груди зародился животный рык, и судя по тому как отшатнулся от меня Арчи, почувствовал его вибрацию не только я. Остатков сил и новой волны гнева мне хватило ровно для того, чтобы собрать себя в кучу и дойти до таксофона, чтобы набрать папин номер. Я рассказал ему всё, но без подробностей, попросил связаться с родителями Кеннета и попросил, чтобы профессор Стоккет с ним позанимался по предметам. Игнорируя папины причитания и вопросы “как ты себя чувствуешь”, я пообещал позвонить попозже на неделе и повесил трубку.
Уже на выходе из здания я заметил, что тот альфа – Коул, я наконец вспомнил его имя, – выходит из мед. кабинета с большим красным пятном вполовину лица. Мы столкнулись в дверях, и я не без удовольствия заметил, что на несколько сантиметров выше.
– Спи сегодня крепче, – сверкнул глазами я и пошёл вперёд. Было ли это угрозой, я даже и не понял, но промолчать сейчас просто не смог.
В ту ночь мне так и не удалось заснуть. Я всё прокручивал в голове произошедшее и злился, злился, злился. Злился на всех, кого вспомнил, потому что понимал, если позволю себе сейчас почувствовать что-нибудь другое – раскисну, расплачусь, признаю то, что мне пока гордость не позволяла признать.
Поэтому утром я встал хмурый и помятый, что, если честно, было мне на пользу. Ведь у меня просто не было сил ни на кого сорваться. Еда в столовой как всегда была безвкусной, шутки Арчи и Ричи искромётными, лекции были прослушаны вполуха. Коулу, конечно, всё ещё хотелось наподдать, но я подумал, что если директор и меня захочет исключить, то крыть в этот раз будет нечем. Поэтому я решил затаиться и, возможно, придумать месть, но скорее всего остыть. Хотя всю первую неделю мне снился один и тот же сон, где я встаю ночью, подхожу к его кровати с подушкой в руках и начинаю душить. Он пытается бороться, потом обмякает, а когда я отнимаю подушку от его лица, то вижу почему-то самого себя. Впрочем, я догадывался почему.
А потом наступило воскресенье – единственный свободный день в академии. И как бы я ни хотел провести его, закутавшись в одеяло с пачкой леденцов во рту, мне пришлось сдержать обещание папе и позвонить.
– Мэл, – сказал он, когда я сухо ответил, что у меня всё в порядке, – позвони, пожалуйста, Кеннету…
– Нет.
– Ну или хотя бы Олафу. Мэл, дорогой, они очень хотят тебя услышать.
– Хорошо, – согласился я, услышав жалобные нотки в голосе родителя, и попрощался.
Дрожащими руками я набрал номер мобильного Олафа, почувствовав приступ паники, когда кажется, что тебя вот-вот стошнит.
– Мистер Найт? – спросил я, когда на другом конце провода прекратились гудки.
– О, Мэл! Как хорошо, что ты позвонил, – ответил резвый голос, – подожди, я сейчас Кенни позову…
– Нет! – чувство паники усилилось, а грудную клетку буквально сдавило, эх, не надо было мне звонить, – не надо, я пока не могу.
– Что ты не можешь, Мэл? Что у вас случилось там? – голос стал тревожным, – этот олух мне толком ничего не объяснил.
– Он занимается? – спросил я невпопад.
На другом конце недовольно втянули воздух и шумно выдохнули, отвечая без слов.
– Понятно, – промямлил я, – мистер Найт, я… Мне очень жаль, что всё так вышло.