– Только не говори никому, ладно? – я пожал плечами: одним секретом больше, одним – меньше, теперь уже без разницы, – этим летом, когда у меня наступило совершеннолетие, я узнал, что у меня редкое генетическое отклонение, и из-за него ни один омега не посмотрит в мою сторону.
– И? – я терял терпение – у альфы была какая-то патологическая тяга к театральным паузам.
– У меня нет запаха, – выдохнул он, прикрыв веки.
– Бу. Ху, – закатил глаза я, – хочешь, чтобы я тебя пожалел? Папочке позвонить? У меня тоже для тебя есть секрет: никто не смотрит в твою сторону не потому, что у тебя запаха нет, а потому что ты – придурок.
С чувством выполненного долга я оставил позади себя хлопающего глазами Коула и пошёл собирать вещи, потому что этот проклятый семестр наконец-то закончился.
***
Я вышел на крыльцо, посильней закутавшись в куртку. Папа сказал, что они с профессором Стоккетом меня не встретят, и я приготовился идти до общественной остановки, а там садиться на рейсовый автобус. Арчи с Ричи предлагали подвезти, но я отказался, зная, что им совсем в другую сторону.
На подъездной площадке суета была такая, что я даже и не сразу заметил его. Маленький силуэт в чёрном, скроенном точно по фигурке пальто с клубнично-блондинистой макушкой почти затерялся в толпе. Но как только заметил, то сердце замерло, а ноги сами понесли навстречу.
– Садись, – кивнул на открытую дверцу автомобиля папа Олаф.
Я послушно сел и закинул сумку с вещами на заднее сиденье, раскрыв было рот.
– Ой, молчи, – омега завёл мотор, и мы тронулись с места.
Я смотрел в окно, ощущая растущее внутри беспокойство, кусал губы, следил взглядом за стайкой кружащихся за окном снежинок. Разглядывал собственные пальцы, нервно почёсывал затылок, поглядывал, как крепко папа Олаф сжимает руль, представляя, наверное, вместо него мою шею. И молчал.
Молчал, когда мы свернули с шоссе; молчал, когда мы вырулили во двор поместья Найтов; молчал, когда мы вышли из машины; и молча разрыдался, когда увидел идущего ко мне Кеннета.
Он, не теряя времени на глупые приветствия, начал покрывать поцелуями моё лицо, размазывая по нему слёзы, потом впился обжигающими на морозе губами в мои, и вскоре вместо моих всхлипов остались только судорожные вздохи на двоих и страстный горячий поцелуй. Язык Кеннета скользил у меня во рту, а меня просто трясло от родного вкуса и запаха, и я вовсе не уступал, проталкивая свой язык ему навстречу, сплетая их вместе.
Единым организмом мы ввалились в дом, и я краем уха даже услышал собачий лай, и так же, краем уха, по-моему, услышал:
– Видишь, Микки, я же говорил, что они помирятся.
Куртку я потерял где-то в районе двери, ботинки – на лестнице, джинсы вместе с трусами с меня Кеннет стянул, во время полёта спиной на его постель, но прежде он пинком закрыл дверь в комнату, хотя мне было так наплевать. Я в свою очередь содрал футболку с него, а потом и всё, что на мне ещё оставалось, пока Кеннет в рекордные сроки избавлялся от собственных штанов.
Альфа снова припал к моим губам теперь уже в чувственном глубоком поцелуе, вовсю хозяйничая пальцами в моём текущем от возбуждения анусе, но много времени на подготовку никто из нас тратить не хотел.
– Ну же, я уже готов, – взмолился я, приподнимая бёдра. И Кеннет въехал в меня сразу же на всю длину, сладко вдавив меня в постель своим горячим мускулистым телом. Он врывался в меня мощными толчками, срывал с губ животные стоны, самозабвенно порыкивая, доказывая свои права на меня. Я смог только бурно кончить, выпрашивая узел в задницу, что он мне и предоставил, последовав в оргазме прямо за мной.
За те двадцать минут, пока мы были в сцепке, никто из нас и слова не проронил, а как только член выскользнул, Кеннет задал резонный вопрос:
– Ну что, второй заход?
Я только кивнул и оседлал его, обозначая, что теперь моя очередь доказывать мои права на него. Откинув голову назад, я упоённо скакал на нём, а он ласкал губами поочерёдно мои соски, поддерживая меня за бёдра, чтобы я не сбивался с нужного мне ритма. Как только волна второго обоюдного оргазма прошла, я обессиленно упал моему альфе на грудь, поудобней устраиваясь на узле, вызывая по его телу хаотичные судороги и приятные слуху стоны. Сил ни на что не осталось, и я, не дожидаясь окончания сцепки, провалился в сон под мерные поглаживания Кеннета по спине.
Проснулся я уже ближе к вечеру, заметив, что задний проход совсем не саднит. Значит, кое-кто успел меня вылизать, пока я спал – краска тут же залила лицо.
– Мэл, ну четыре месяца без секса, и сразу же два раза да ещё и с узлом! Если бы я тебя не подлечил, ты бы сейчас просто не смог ноги свести. Харе краснеть, – фыркнул лежащий рядом Кеннет, моментально считывая мои мысли.
– Мог бы дождаться пока я проснусь, – насупился я.
– Чтобы вылизать, а потом снова трахнуть, да? – ухмыльнулся он.
Я подтянулся на локтях и впился взглядом в него.
– Вот именно, что четыре ёбаных месяца!
Альфа моментально посерьезнел, сел на постели и взял в руки моё лицо. Я с трудом сдержал рвущийся из груди скулёж от того, насколько мне было это приятно – его широкие ладони на моих щеках. Руки бессознательно потянулись к его и накрыли сверху.
– Мэл, – выдохнул Кеннет, и я, мне кажется, впервые услышал, как едва дрогнул его голос, – а ты думаешь, я планировал четыре месяца без тебя тут куковать, а? Уехал с уверенностью, что остыну, а через пару дней и вернусь тебя из этой шараги забирать…
– Прости, – всхлипнул я, опуская голову.
– Не смей, понял? – Кеннет наклонился ко мне и заглянул в опущенные глаза, но тон был практически враждебный. – Никогда больше не смей брать на себя ответственность за мои поступки, понял?
Я кивнул.
– И контакт рвать не смей! – тряхнул меня за плечи альфа, – Ты хоть представляешь, сколько раз за нашу жизнь мы ещё поссоримся? И ты каждый раз будешь в подполье уходить?
– Нет, – вздохнул я, отвечая одновременно на два последних вопроса.
– Ну и, это, – замялся Кеннет, – прости, что оставил тебя на четыре месяца без секса.
Я не смог сдержать глупого смешка.
– Окей, – засмущался я.
– “Окей”, – передразнил Кеннет, подтягивая меня к себе для объятия, я тут же обхватил его торс, но потом передумал и подтянул к себе руки, чтобы оказаться полностью зажатым им как в коконе.
– Есть хочешь? – спросил он, перебирая пальцами мои позвонки.
– Неа.
– А сладкого?
– Неа.
– А чего хочешь?
– С тобой пообниматься, – мурлыкнул я и потёрся носом об его грудь, посильнее вдыхая любимый запах.
– Это можно, – альфа откинулся на подушки и утянул меня за собой, крепко прижимая к горячему боку.
Помыться и перекусить мы выбрались только глубокой ночью, а до этого просто наслаждались друг другом, говоря только на языке ласк и поцелуев.
Утром за завтраком, как и предполагал, я увидел мою семью в полном составе: папа, дядя Грэг, кого я отчаянно пытался не называть в стенах дома профессором Стоккетом, папа Олаф, отец Кеннета, Кеннет и масюсечка, которому я незаметно скармливал не поместившийся в меня бекон.
– Ну что, помирились, голубки? – проворковал папа Олаф рядом, когда все, кроме нас троих с Кеннетом, разбрелись по своим делам. Я, не заподозрив подвоха, мило улыбнулся в ответ, а потом этот маленький тиран мёртвой хваткой вцепился в моё ухо, согнув при этом в три погибели.
– Ещё раз ты бросишь трубку, когда я с тобой разговариваю, – громко и чётко звучало на весь дом, – и пользоваться телефоном тебе уже никогда не придётся, потому что я оторву тебе все твои уши, ясно?!
– Ясно-ясно-ясно, – пропищал я, потирая пострадавшую часть тела, после того как маленькие, но такие сильные пальчики её наконец отпустили.
Кеннет хрюкнул где-то за спиной в попытке сдержать смех. А я сгрёб в объятия моего будущего – совершенно точно – свёкра, потому что даже потасканное ухо не смогло заставить меня почувствовать ни на йоту меньше любви к нему.