– Без понятия. – покачал он головой.
Я опять вздохнула:
– А теперь уж и не спросишь. Не у кого.
– А может, она и не знала, что по соседству с ней обитает ее племянница?
– Думаю, что знала. Просто открываться не захотела. Зачем мы ей? Голодранцы.
Боялась, что придется на нас потратиться.
– Почему ты думаешь, что она знала?
– Так ведь наследство же мне оставила! Больше некому было. Была бы жива мама – ей бы отписала. Получается, она всегда следила за ней издали. А потом уж – и за мной. Господи, как подумаю. Мама столько натерпелась в детстве, потом буквально жилы рвала, чтобы семью прокормить, а эта мадам по заграничным курортам раскатывала, проматывая деньги покойного мужа, ни в чем себе не отказывая!
– Вот мразь! – помрачнел Соболев.
– Да уж, дрянь редкая. И когда я сиротой осталась, чужие люди больше участия приняли в моей судьбе, чем эта – кто она мне? – двоюродная бабушка. Так, кажется. Я там горе мыкала на всем казенном, а она тут барствовала. И ведь нам от нее ничего не надо было! Просто для мамы было бы важно знать, что у нее есть родная душа. Так и не узнала.
Неожиданно для себя я заплакала. Надо же, ведь сколько лет не плакала! Думала, разучилась давно.
Игорь растерялся, пересел ко мне поближе, обнял за плечи, уткнулся носом мне в затылок, повторяя тихонько:
– Ну, будет, будет. Теперь-то уж что плакать? Катя, хватит, я тебя прошу.
Смотри-ка, а он – неплохой парень. Вполне душевный. Конечно, можно было бы и перестать. Всплакнула – и хватит. Но слёзы лились и лились. Еще бы, их столько скопилось за все мои безрадостные годы.
Игорь встал, налил мне воды, упрашивал выпить. Но я даже этого не смогла. Зубы выбивали чечетку по краю стакана, вода расплескивалась. Он забрал у меня стакан, а что делать дальше – не знал. Потом вспомнил:
– У тебя валерьянка есть?
– От. тт. куда? – с трудом выговорила я. – Нет, конечно.
– Так, может, я сгоняю в аптеку? – с готовностью вскочил он.
– Нне. надо. Я. уже. в норме, – выговорила я сквозь всхлипы.
– Я вижу. Какое там «в норме», если ты даже говорить не можешь?
– Это с непривычки. Много лет не позволяла себе этого. А оно накопилось. Знаешь, я, пожалуй, прилягу. Не возражаешь?
– Конечно-конечно! Давай доведу до места.
В спальню я не пошла. Решила прилечь в каминном зале на диване. Пусть ненавистная двоюродная бабка с портрета посмотрит, до чего меня довела!
Укрыв меня пледом, Игорь примостился прямо на полу, поглаживая меня по плечу.
– Посидеть с тобой?
– Не знаю. Как хочешь. Только кажется мне, что я сейчас спать буду. Так что нет смысла.
– Я все-таки еще здесь побуду.
Вот спасибо-то! Теперь главное, чтобы Вадим не позвонил.
Я отключила телефон, пояснив:
– Чтобы не будили звонками.
– А кто может позвонить?
Я услышала в его голосе ревность и внутренне улыбнулась: не волнуйся, сейчас ты для меня – самый главный. Телефон я на всякий случай сунула под подушку. Там не доберется. Не рискнет. А то я – спать, а он – мой телефон исследовать? Не бывать этому!
Шмыгнув носом, я тихо проговорила:
– Знаешь, ты сейчас уходи. Наедине с собой я быстрее приду в чувство. А завтра, если хочешь, я посмотрю твой офис. Оценю фронт работ. Не возражаешь?
Он просиял:
– Душевно рад! А как же отпуск?..
Я только рукой махнула:
– Да какой там отпуск. Меня только работа на свете держит. Хочу срочно себя чем-то занять, чтобы дурные мысли в голову не лезли. Когда плохое настроение или что-то не ладится, я всегда работой спасаюсь.
– Ладно, договорились. Завтра утречком со мной поедешь. А теперь спи.
Уходя, он поцеловал меня в лобик, как маленькую, погладил по волосам. Чем, кстати, сильно меня удивил.
Утром я была на ногах уже с рассветом. Позвонила Вадиму. Разбудила, должно быть, потому что голос был недовольный:
– Что тебе неймется в такую рань?
– И тебе доброго утречка! Докладываю: сегодня иду внедряться в осиное гнездо.
– Поясни.
– Соболев уговорил заняться его офисом. Хочет шикарный ремонт. Точнее, он хочет меня. В смысле – чтобы все время рядом обреталась. Я не стала отказываться.