— Бегите, позовите отца! — приказал он товарищам брата. — Хочу посмотреть в глаза ему напоследок!
Пришел отец-вождь со всеми воинами. Равх схватил меч и рассек грудь родителя.
— Тяжко тебе, отец?
— Очень тяжко. Вот — умираю.
— И мне с матерью тоже было тяжко! — ответил Равх, добил отца, пошел, нашел жену его и зарубил и ее.
— Кто этот могучий воин? — в страхе шептались воины. — Высокий, кожа белая, а волосы — золотые, и глаза — как небо. Мы никогда не видели таких, наверное, могучее божество почивает на нем!
И все ужаснулись его силе и поклонились ему.
— Вот трон нашего вождя, — сказали ему старейшины. — Садись и правь нами.
Равх разрубил деревянный трон в щепки:
— Мой трон будет из золота, и вся вселенная будет лежать у меня под ногами, — объявил он.
— Такой далеко пойдет, — сказали жрецы и поклонились ему.
Возглавив войско отца, Равх прошелся войной по всей пустыне, победил все множество племен и объединил их под своей властью. После чего пошел он на юг и воевал против южных царств — и не знал поражений.
На священном озере Кудран Всевышний явил ему чудо, и он, и все войско его отринули своих ничтожных богов и поклонились Богу Истинному. Тогда же и принял он новое имя — Константин.
Когда весь юг был в руках его, он разделил его на два государства. Одно он назвал Лидия, в честь племени Лидов. А второе — Саломина, в честь племени Саломеев. Ведь они были великими воинами, а Константин очень уважал достойных соперников.
Затем он пошел на север и воевал там. На севере было много сильных князей, но все они вели постоянные братоубийственные войны, не смогли договориться меж собой и пали поодиночке.
— Красивая земля. Она мне по душе! — объявил Константин и назвал эту землю Мидланд, что значит — Цветущая земля. А свою родную пустыню назвал Вангланд — Царская земля.
Затем пошел он на север. Увидев великое войско, князья Вольных Северных Земель вышли навстречу завоевателю и поклонились ему.
Так Константин Завоеватель создал империю и стал первым императором.
С тех пор во всей вселенной воцарились мир и благополучие. Господин был один, и междоусобные войны прекратились. Наступил золотой век. Шестьсот лет народы жили в мире и процветании. Но бессчетные богатства развратили власть. Империя прогнила изнутри и распалась на пять государств. На юге — Лидия и Саламина. На западе — Мидланд, на востоке — Вангланд. И на всем севере — Союз Вольных Северных Земель.
Заиграла красивая печальная музыка, и голос провозгласил:
«Глава вторая. Пророк Иолай и расцвет истинной веры.»
Но Макс, намаявшись за день, уже забылся тревожным сном.
========== Глава пятая. Макс ==========
Южный берег озера Кудран
Территория, не контролируемая правительственными войсками
Ему приснился Алекс. Во сне он был уставший, серый. Больной.
— Тебе к врачу надо, — сказал Макс, но Алекс отпирался, говорил — что у него еще занятия, что он опаздывает, и ушел.
И тогда сон начал коллапсировать, Макс понял, что спит, и проснулся.
Заря уже алела на горизонте. Розовая, яркая и чистая.
Пустыня из красной стала черной. Словно бы под ногами, сразу за тонким слоем песка, был уголь. Гладкие холмы превратились в высокие отвесные скалы. Трасса пошла в гору, и скалы начали зажимать ее, подступая все ближе, нависая все круче — и вдруг расступились и тут же остались далеко позади.
Дорога побежала вниз, и пустыня зазеленела. Плоская и ровная, как степь, она цвела, укрытая ковром густой зелени.
Все чаще попадались маленькие города, разрушенные и покинутые. По обочинам трассы, как могилы, лежали уничтоженные автобусы и грузовики. Старые и совсем еще новые. Особенно в дрожь бросало от свежеизрешеченных туристических автобусов.
Солнце было уже в зените, когда Макс увидел скелет белого города, раскинувшегося на весь горизонт. Опять промелькнула брошенная сгоревшая военная техника, и машины словно бы нырнули в потрясающие декорации фильма про ядерную катастрофу.
Все было разрушено. Не было ни то что ни единого целого дома, во всем городе не было даже окна, двери или просто стены, которую бы не коснулась перестрелка, или не закоптил бы пожар. В лучшем случае у домов оставались только межэтажные перекрытия. Часто о целых кварталах напоминал только пыльный пустырь с грудой мусора, а все дома здесь были сметены в прах. Много раз машины проезжали мимо глубокого кратера, и Макс даже боялся себе представить, какой силы должен был быть взрыв, после которого осталась такая воронка.
Макс смотрел на это все как на голограмму или художественное полотно, он не мог себе вообразить, что все это по-настоящему.
Иногда попадались жители. Один раз он видел даже хлебную очередь. Несколько раз дорогу перебегали гужевые повозки или ржавые автомобили, непонятно как передвигающиеся.
Бесконечный затененный лабиринт развалин расступился. Солнце ударило в глаза. Машины выехали на площадь и остановились.
Макс вылез и осторожно встал на одеревеневшие, затекшие ноги. Судя по всему, это была центральная площадь. Застроенные муравейники улиц остались позади, и вокруг был простор. Широкий проспект. Большой, разбитый, давно засохший фонтан. Была еще статуя какого-то бородатого мудреца, который гордо сидел в кресле на десятиметровом постаменте. Правда, злобная сила сбросила старца, и он грустно уперся остроконечной чалмой в асфальт.
За разбитым монументом стоял высокий, этажей в тридцать, горделивый отель. На родине это здание было бы ничем не примечательным, скучным домиком, но здесь, где дома имели максимум четыре этажа, громада отеля казалась исполинским космическим кораблем. Вдобавок ко всему оно было целое. Наверное, это было вообще единственное сохранившееся здание в городе. Стены его стояли целые, и только окна на первых этажах немного пострадали.
— Мой сын! Это мой сын! — раздался громкий и властный радостный голос.
У главного входа в отель собралось множество армейских боевых машин, и столпился народ. Здоровые черные бородачи, обвешанные оружием и обмотанные пулеметными лентами.
Волна теплой радости ударила Максу в грудь. Отца он узнал сразу. Его нельзя было не узнать. Он был один такой. Один на всем свете.
В самом центре боевиков стоял высокий плечистый мужчина лет пятидесяти. На плешивой, почти облысевшей голове, сохранилось еще немного светлых волос. Черты лица были благородные, точеные. Подбородок крепкий и тяжелый, как рукоять пистолета. Рубашка поло. Армейские просторные штаны с большими карманами и ботинки с высокой шнуровкой — все камуфляжного песчаного цвета. Массивный титановый хронометр на правом запястье. Пистолетная кобура под мышкой и дорогие золотые зеркальные очки, которые так шли ему.
— Вахай тай! — радостно провозгласил отец. Ловко извлек огромный автоматический пистолет из кобуры и принялся палить в воздух.
И тут же вся толпа, ощетинившаяся стволами, с дикими бандитскими криками радости стала палить в воздух. Стреляли даже из пулеметов — долгими, гулкими очередями.
Макс побелел и прислонился к пыльному борту машины. Отец подошел к нему, снял очки, и Макс увидел голубые, красноватые, влажные глаза.
— Мой сын! — прошептал отец, погладив его ладонью по щеке. — Мой сын. Мой мальчик! — он провел рукой по его густым пружинящим кудрям. — Мой сын!
Положив крепкую руку Максу на плечи, отец указал ему на здание.
— Как доехали? Вангландские крысы тебя не мурыжили? — и он опять прижал сына к себе. — Мой мальчик!
— Нет… нормально. Только долго очень… — услышал свой голос Макс.
— Конечно, долго! Какой крюк-то дали! Но ничего не поделаешь — война! Вой-н-а-а-а! — и он негромко расхохотался теплым смехом.