Разгневанные сторонники говорили, что, будь их воля, они бы заставили эту зудохвостую ослицу расплатиться за непростительные грехи. Они бы проволокли ее на спине по каменистым дорогам. Они бы ее колотили, как барабан. Они бы ломали ей суставы палками. Они бы тянули ее за хвост, пока не выдернули бы вместе с зудом. Но, конечно, они не могли, как и мы не могли, подойти к Старому Коню и спросить, что он теперь чувствует; ткнуть его мордой в наши страшные шрамы и напомнить, что он с нами вытворял, и спросить зачем, как не могли бросить к его ногам все ужасы, с которыми он заставил нас жить в эти долгие тяжелые годы, – тирания, разбитые мечты, унижения, боль, нищета, мертвые, много-премного ужасов. Не могли, потому что решать на самом деле было не нам.
Элитный отряд Защитников, захвативший Старого Коня, позже на условиях анонимности расскажет, что застал его на диване в окружении его великолепных портретов времен славы, и что сам он был великолепнее обычного, и что им потребовалась вся сила воли, чтобы не простереться ниц и не петь ему хвалу. Они расскажут, что он пил английский чай, ел сконы и слушал «Голос Джидады», как и каждый вечер в этот час без исключения, потому что жил по графику. Он пребывал в таком состоянии буддистского покоя, что Защитникам не хватило духу ему помешать, – и они со всем уважением подождали на пороге, пока он допьет чай.
Защитники созна́ются, что все время казалось, будто они совершают черный грех, нарушают какое-то табу, и, хоть они готовились загодя, толукути в сам момент сердца у них были не на месте. Лишь страх перед большими начальниками толкал их вперед. Псы без конца извинялись, сгоняя вместе Первую семью и выводя под охраной к генералам, и все это время не могли смотреть в пылающие глаза Отца Народа, грозившие раскромсать их и выпотрошить кишки, печень и сердца. Что даже в плену толукути он выглядел царственно, прирожденным правителем: слишком прекрасным, чтобы запугивать; слишком прекрасным, чтобы низложить; слишком прекрасным, чтобы убить.
Сперва Отец Народа не понял, что происходит, потому что это было слишком немыслимо, и, даже глядя на оружие Защитников, он сказал: «Сегодня опять мой день рождения? Вы пришли с сюрпризом?.. Они пришли с сюрпризом?» Но наконец доктор Добрая Мать, упавшая в обморок во время штурма Дома Власти вооруженными псами, пришедшая в себя и снова упавшая в обморок – отчасти от неподдельного страха за жизнь, отчасти от глубокого горя, ведь она в жизни бы не вообразила, что их с Отцом Народа славе придет конец, да еще и такой, – пришла в себя и растолковала все Старому Коню, который, понятно, находился уже в том возрасте, когда многого не мог понять без толмача.
Ничего тяжелее доктор Добрая Мать еще не делала, ибо даже при ее докторской степени, даже при прославленных риторских умениях у нее не хватало слов для такого невозможного положения. Когда Отец Народа наконец все понял, он выпрямился на диване, как пронзенный копьем. Схватился за бок, как хватаются за оружие, потому что в этот самый миг вдруг вспомнил, как его дорогой друг, брат и товарищ – правитель Уганды, правивший, как и он, со времен, когда старые деревья еще не были старыми[34], – упоминал, что всегда, куда бы ни шел и что бы ни делал, всегда носит на бедре револьвер, потому что, говорил этот товарищ, брат и пожизненный правитель, на сложной работе правления в окружении псов никогда не знаешь, как и когда настанет твой рассвет, но лично он всегда готов отправить этот рассвет обратно к его чертовой бабушке.
Конечно, Отец Народа никакого оружия не нашел, потому что пистолет не носил, – оберегать и сохранять себя он с самого начала правления целиком поручил Защитникам. И чувствовал себя под их опекой в такой безопасности, что не прислушался к требованиям доктора Доброй Матери и ее Будущего круга создать особую Тайную гвардию, собранную из Защитников родом лишь из его клана, да, толукути элитный отряд псов, чья верность в первую очередь замешана на крови, ведь в Джидаде с «–да» и еще одним «–да» кровь – это все. Или, советовали они, хотя бы гвардию из зомби-гепардов или зомби-львов, ничем не связанных с жизнью, кроме службы ему, чтобы устранить любую вероятность предательства. Отец Народа всякий раз смеялся да пренебрежительно отмахивался копытом от, по его мысли, надуманных и параноических предложений, отвечая: «Это Джидада, псы любят меня и никогда ничего мне не сделают; что там – они за меня умрут». Но представьте себе: толукути вот они, те самые Защитники, и вот они делают то, чего, божился Отец Народа, никогда бы не сделали.
34
Йовери Мусевени (род. 1944) – президент Уганды после окончания Гражданской войны в 1986 году и по сей день.