Провели лебеди зиму в теплых странах. Пошла весна по земле, и лебеди вслед за ней двинулись. Родина, как мать, всех зовет.
Летят птицы, радуются знакомым местам, что внизу раскинулись.
Только один молодой лебедь не вниз, а вверх посматривает. Давно понравился ему месяц ясный.
Летел тот лебедь последним в стае. В конце стаи всегда молодых и сильных ставят, чтобы не давали отставать слабым.
И так его всю дорогу манил ясный месяц, что захотелось ему подняться и поглядеть, что на месяце делается.
«Отлучусь ненадолго, а потом нагоню стаю», — решил он и, взмахнув крыльями, подался вверх.
Но легко задумать — трудно сделать. Уже высоко взлетел отважный лебедь, а ясный месяц не стал ближе.
Еще поднялся лебедь. Холодно вверху стало, дышать трудно. Чувствует — слабеют крылья, шум в голове. И понял молодой лебедок, что зазнался он, не по силам дело затеял.
Поднимался еще на зорьке, а сейчас уже солнце взошло. Глянул вниз, а вся земля, как небо, синим дымком подернута, совсем не видно, куда лететь надо.
Затосковал лебедь, крикнул что было силы. Но никто ему не отозвался.
Глянул еще раз на землю и удивился: там такой же рог месяца виднеется.
«Значит, было когда-то у месяца два рога, — подумал он. — Один, видно, сломался и упал на землю».
Обрадовался лебедок и поспешил скорей к земле. Чем ниже летит, тем теплее и легче дышать становилось.
Спустился вниз, а рог месяца оказался большим светлым озером. Значит, упал сверху, ударился о горы и стал чистой прозрачной водой.
Понравилось лебедку на Байкале. Прожил у нас целое лето один. Осенью пристал к пролетной стае и улетел на юг. Весной вернулся уже не один, а с молодой лебедкой. С тех пор и повелись у нас на Байкале свои лебеди…
— Это, должно быть, правда, — сказал Матвей и заботливо пригладил вихрастые волосы. — Наш Байкал и на карте, как месяц, лежит.
— Истинная правда, — подтвердила рассказчица.
— Почему же они теперь не на Байкале, а на Лебедином озере живут? — спросил Бадма.
— Эта птица тишину любит. На Байкале теперь кораблей много ходит и штормит часто. А на Лебедином озере и от людей далеко, и безветренно там.
— Далеко ли до Лебединого озера? — полюбопытствовал Чимит.
— Тебе и туда захотелось?
— Захотелось, — сознался Чимит. — Только не пустят теперь никуда.
— Туда-то пустят. Для вашего роста это озеро теперь не так уж далеко.
Через несколько дней после беседы с бабушкой Даримой в колхоз пришел лесник. Он принес постановление сельского Совета выделить ему трех колхозников на несколько дней.
Наталья Цыреновна испуганно замахала руками:
— Где я людей возьму? Все на промысел ушли. Даже ферму почти без работников оставили.
— Не торгуйтесь, Наталья Цыреновна, — не торопясь говорил лесник, пожилой мужчина с широкими рыжими усами. — Это же постановление Совета. Как же ты его не выполнишь?
Наталья Цыреновна притихла, задумалась. Через минуту она снова вскинула большие, широко открытые глаза и с надеждой спросила:
— А ребят послать можно, Артем Сазонович?
— Мне же не грибы собирать, — обиделся лесник.
— Да они уже большие, — заверила Наталья Цыреновна. — Один шестой класс кончил.
И чтобы окончательно уговорить лесника, подошла ближе, легонько взяла его за рукав белого парусинового костюма.
— Мы тебе не троих, а десять выделим. На этот раз задумался лесник.
— Ладно, давайте ребят. Только самых старших, — согласился он. — На свой риск беру. Может, что и выйдет.
Утром у здания правления колхоза выстроились девять мальчиков.
У каждого за плечами был вещевой мешок с продуктами и парой белья. У пяти человек — легкие топоры. Бадма держал поперечную пилу, Матвей и Чимит — лопаты.
Взяли четыре чайника и по эмалированной кружке.
Поход
Тыра — река мелкая, но широкая и стремительная. Вода в ней теплее байкальской, но такая же чистая и светлая. Тыра становилась глубокой и бурливой только в конце мая, в период таяния снега в горах. Сейчас половодье прошло, вода спала.
Тропа шла вдоль низкого берега. Иногда она уклонялась далеко в сторону, иногда приходилось идти у самой воды.
Вблизи Байкала, по низкому берегу и на островах, росли такие густые заросли тальника, что пройти по ним можно было, лишь врубаясь топором или по готовым, давно кем-то проложенным тропам.
Дальше от Байкала низкий берег выравнивался, поднимался выше. Здесь среди тальников острыми вершинами пробивались ели и лиственницы.
Еще дальше берег становился суше, веселее. На песке и гальке лежал большой слой чернозема. Здесь росли старые лиственницы, белоствольные березы, краснели стволы высоких сосен.
Там, где плотными рощами зеленели тальники, ютилась птичья мелкота. Пели птицы здесь дольше и азартнее, потому что сюда позднее приходило утро.
У тальников цепочка ребят сильно растянулась. Чимит, шедший с лесником впереди, остановился и стал пропускать ребят мимо себя.
— Эй, Тарас, что задумался? — крикнул он похожему на Бадму толстяку, но с курчавыми золотистыми волосами. На плечах у того висела на ленте войлочная бурятская шляпа.
— Чего стоишь? Птиц, что ли, заслушался?
— Ага, — обрадовался Тарас.
Чимит не вернулся к леснику, а пошел последним. Боялся, что кто-нибудь отстанет и тогда придется тратить время на поиски.
У берега реки тайга стала гуще. С дерева на дерево перелетали кедровки. Где-то в стороне настойчиво тарабанил по дереву лесной лекарь — дятел.
На самую маковку островерхой ели уселась кукушка. Она усердно кланялась в сторону высокой горы. Но голос ее внизу был еле слышен.
— Ишь как гостей встречает, — сказал Матвей. — Кланяется нам. Дескать, милости просим.
— Так и должно быть, — отозвался лесник. — Человеку все должно поклоняться. Он хозяин на земле.
Впереди к реке вплотную подступила высокая гора.
За поворотом гора оказалась изрезанной выступами, террасами, глубокими щелями. В этих каменных щелях жили тысячи стрижей.
Ребята остановились. Столько птиц еще никому из них не удавалось видеть. Они тучей носились над рекой.
— Ой, ой, вороны! Гнезда разоряют! — с тревогой крикнул Матвей.
Черные сибирские вороны действительно липли к скалам, разыскивая гнезда, чтобы их разграбить.
— Эх, р-ружья нет, — сказал Матвей.
— Это ни к чему, — заметил лесник. — Всех воронов в тайге не перебьешь. Да и стрелять здесь неловко. Выстрелишь по одному ворону, а убьешь десяток стрижей. А гнезда в таких щелях так запрятаны, что вороне до них не добраться. Да и птицы, когда их много, умеют постоять за себя. Посмотрите-ка!..
Он показал рукой на край скалы.
Ребята одобрительно загудели. Там катался огромный птичий клубок. Он спускался ниже и ниже, одновременно все отдаляясь от скалы. Наконец клубок распался, и из него шарахнулась в сторону ворона.
Птицы с криком яростно нападали на ворону, не давая ей подняться.
Наконец ворона, видно, поняла, что путь вверх для нее окончательно закрыт. Она сложила крылья и камнем полетела вниз. Преследовавшие ее птицы, не ожидавшие такого маневра, отстали.
Над водой ворона широко раскинула крылья и полетела, почти касаясь воды. Рот ее был широко открыт. Она пролетела недалеко от путников и юркнула в лесную чащу.
Ребята зашумели:
— Вот так наелась!
— Отлетала по этой дорожке!
— Вот видите, какая польза всем вместе жить, — сказал Артем Сазонович. — Ласточки совсем маленькие пичужки, а когда они вместе, любого врага осилят. Дружба да лад в жизни — великое дело.
Птицы снова подняли пронзительный крик. Мимо скалы быстро летел серый ястреб. Но он не решился приблизиться к птичьим гнездам. Летел осторожно, с оглядкой.