Все это давно сообразили некоторые западнославянские деятели. Между ними в особенности замечателен словак Штур. Он говорит, что для своего возрождения, для занятия во всемирной истории места, соответствующего своим силам и способностям, славяне должны прежде всего освободиться от невыносимого чуждого ига, приобрести государственную самостоятельность. Но вопрос в том, каким образом приобрести эту самостоятельность и как потом устроиться. На это отвечают три решения: а) чрез образование федерации из славянских земель; б) чрез соединение всех юго-западных славян с Австриею; и в) чрез присоединение всех славян к России. Разберем каждое из этих решений.
Федерация из славянских земель, нечто вроде Соединенных Штатов или Швейцарии, была бы возможна, если б соответствовала характеру славян, их быту и стояла бы в согласии с историей славянства. Но ничего подобного мы не находим у славян в их прошедшем. Не только федерация, но даже союзы славянских родов не могли составляться или, если составлялись, быть продолжительными в самые, по-видимому, удобные для этого исторические моменты: тотчас же давала себя чувствовать славянская рознь: возникала зависть, злоба, являлись предательства, даже на собственную голову предателей. Разрозненность славянских племен по Лабе, Драве и Саве, там помогавшая Карлу Великому и его преемникам в борьбе с ними и в подчинении их; уделы Руси и поведение князей пред погромом на Калке лучше всего свидетельствуют, как была бы уродлива эта славянская конфедерация. Во всяком случае, современное положение западных славян вовсе не благоприятствует образованию подобного союза. Хорутане или словинцы совсем ослабли духом; далматы, хорваты и словенцы мечтают о триедином королевстве, но каждое племя непременно хочет видеть себя во главе этого союза; Черногория, всегда свободная в своих горах, со своим обожаемым князем, никогда не захочет перейти от самодержавия в федерацию; Сербия, как уже королевство, равным образом захочет главенства в федерации; объединенная Болгария до Солуни, со включением Македонии и Фракии, со своими воспоминаниями о славном прошедшем, с огромным населением и приморскою торговлею, также ожидает для себя чего-нибудь получше федерации. На севере Богемия, Моравия, Словакия, Угрия и Галиция с Буковиною еще могли бы устроить союз, но чехи не захотят войти в него на равных с прочими союзниками правах, а потом эту полосу будет отделять от юга густое население немцев и мадьяр. Если австрийские немцы, до Лейты, когда-нибудь и отойдут к Германии, то все-таки остаются венгры и румыны, причем в особенности первые всегда будут противниками всех славян. Остаются еще прусские поляки, лужичане и кашубы. Первых еще можно было бы примкнуть к русским полякам, но последних некуда девать; эти о-ва, окруженные со всех сторон немцами, по самой изолированности своей не могут составить ничего прочного и крепкого, ни сами по себе, ни в соединении с другими племенами. Таким образом, ни разница политического и морального состояния отдельных племен, ни современное их географическое положение, ни исторические традиции — ничто, ровно ничто не говорит в пользу федеративной идеи.