Чтобы защитить свои ульи от чужих пчел, пчеловод обходил их с куском печени, отрывал часть печени и говорил: «Как победил силы царь-Давид, отец Соломонов, а страшного царя Голиафа Божеским изволением и всех его святых, так бы пчелы мои победили тех пчел, которые имели прилетки, и побрали бы их мед Божею силой, всеми небесными силами», в другом случае хозяин брал щучью голову и произносил: «Как рыбы щуки всякая рыба боится, так бы и от моих пчел чужие пчелы бегали и улетали и ужасались моих пчел…» (рус. владим. [Назаров 1911, с. 59-60]) или: «…как птицы летающие соколу повинуются, так бы чужие пчелы повинны были моим пчелам на всех сторонах в чужих пасеках…» [там же, с. 65].
11. Моделирование нормальной, правильной ситуации в целом — этот мотив включает в себя одновременно и апотропеическую, и продуцирующую семантику, поскольку тексты с таким мотивом призваны обеспечить общее благополучие охраняемого объекта (чаще всего скота) на длительную перспективу, обычно — на весь пастбищный сезон, поэтому они сочетают в себе и охранительные, и продуцирующие функции. К такого рода текстам относятся заговоры на первый выгон скота, которые, как правило, полисемантичны и включают в себя целый ряд смысловых элементов. Сюда входят: а) пребывание скота в сакральном пространстве: на крутых горах, на шелковых травах, на криничных водах / под царскими вратами в чистом поле / на Божьей росе, на Сиянской горе и пр.; б) программирование правильных действий {188} самого скота: травой наедайся, водой напивайся, от стада не отставай, как солнце зайдет — домой иди, все молоко мне отдавай и пр.; в) программирование желаемого блага: принеси молочка по бочка, сметанки по коленца / дай молочка густого, сыру толстого, масла желтого; г) программирование самообороны: рожками отколись, ножками отбрыкнись, хвостиком отмахнись, ведьму не допускай / чтоб тебя вихрь не съел, чтоб ты вихрь съела и пр.; д) программирование правильного (вовремя) возвращения: будешь дом вспоминать, когда будет пастух подгонять. Ср., например, полесские заговоры на выгон скота: «Ўганя́ю коро́ўку ў чэ́рэду, / Сўата́я Прачы́ста Бо́жа Ма́ти по пэ́рэду. / Пере́д припуня́е, / А зад пудганя́е, / Да ў сере́дину заўороча́е. / А ты, коро́ўка, ни попе́рэд не бяг, / Ни сза́ду не сяди́, / Да посере́дь тоўа́ра йди. / Да еш траўу́ за кусто́м, / Да гляди́ до до́му хўосто́м, / А тоўды́ зду́маеш об домоўцы, / Як бу́де пасту́х до до́му поганя́ти» (Симоничи лельч. гом., ПА) или: «Иди́, скати́на, / У чы́ста по́ле, / Трави́чьку зъяда́й, / И раси́чьку спива́й, / В сваё хазя́йства / Малака́ прибавля́й» (Присно ветк. гом., ПА) или: «Идзи, мая кароўка, / У зялёную дуброўку, / На чыстые росы, / На зялёные травы. / Там табе пахаджаци, / Зялёну траўку сабираци, / 3 дабром ка мне вазврашчаци» (Бабичи речиц. гом., ПА).
XI. Контакт
Все рассмотренные ранее семантические модели в той или иной степени содержат идею отделения от чужого и опасного, стремление отгородиться от него, т.е. имеют своей целью предотвратить нежелательный контакт с опасностью. Вместе с тем среди славянских апотропеев есть значительная группа текстов, направленных на то, чтобы путем особых форм контакта с носителем зла, путем правильного поведения избежать возможной опасности. Эта модель содержит три мотива: кумовство, задабривание, жертвоприношение. Причем только последний мотив может существовать одновременно и на акциональном, и на вербальном уровне, первые два — только на вербальном.
1. Кумиться, брататься с носителем опасности. В некоторых случаях считалось, что можно «приручить» демона, а также опасное или вредное животное, породнившись с ним. В Полесье при встрече с волком, чтобы тот не тронул человека, обращались к нему со следующим приговором: «Вовчику, най мой братику, не зымай мэнэ, и я тэбэ не трону» (Олбин козелец. черниг., ПА); сербы при встрече с волком говорили: «Побратиме, уклони ми се с пута!» [Побратим, отойди с моей дороги] [Ђорђевић 1, с. 213]. Сербы полагали, что, если покумиться {189} с волком, змеей, лаской, мышами, они не будут трогать человека, его скот и зерно [Ђорђевић 2, с. 141]. Человек, покумившийся с волком, змеей и пр., не должен был их убивать, в частности, представители сербского племени куча верили, что они находятся в кумовстве со змеями, поэтому не убивали их [Кнежевић 1960, с. 59; Ђорђевић 1, с. 306]. Выгоняя скотину в поле, говорили: «Хајд’ з Богом, милушко моја… Кумим те по триста и три пута, водом и гором, небом и земљом…» [Иди с Богом, милая моя, кумим тебя триста три раза с водой и лесом, небом и землей] [Раденкович 1982, с. 44]. Также можно побрататься с морой, чтобы она не душила человека. Для этого, пробудившийся ночью человек должен сказать: «Дођи, кујо, шјутра, у јутро прије сунца да ти дам мало соли!» [Приходи утром, сука, перед восходом солнца, дам тебе немного соли!]. Утром он должен побрататься с пришедшей морой, после чего она не сможет ему вредить (черногор. [Ђорђевић 1953а, с. 232]). Считая, что градовые тучи разносят самоубийцы, сербы, при приближении тучи к селу, обращались за помощью к утопленнику, находящемуся в туче: «О Милинкоооо, брате рођени, не терај овамо бела говеда… О Милинкооо, брате рођени, спаси!» [О Милинко, брат по рожденью, не гони сюда белых коров… О Милинко, брат по рожденью, спаси!] [Толстые 1981, с. 77] или: «Ђоко, по Богу брате, врати вријеме да по љетини не иђе» [Джоко, брат по Богу, отверни непогоду, чтобы она не шла по яровому] (босн. [там же, с. 73]). Ср. наименования мифологических существ, основанные на принципе родства: рус. названия лихорадки кума, кумаха, кумушка, дедюха, тетка, карпат. титюха [Шухевич 4, с. 232]; водяного кум Гребень (рус. [Успенский 1982, с. 172]); детской болезни родимец, родимчик; названия домового братанушко (рус.), батюшко дворовы снохач (рус.), браток (бел.), деденька (бел.); домовой бабушка доманушка (рус.); рус. названия лешего дядя большой, долгий дядюшка, банника баянный батюшка [СРНГ 2:43], детской бессонницы маценька-полуно́ценъка, черта дедунька; бел. демона, владеющего кладами, дзедка; серб. название чумы, а также вештицы кума [Чајкановић 1995, с. 223], серб. название медведя тета «тетя» [Ђорђевић 1, с. 259], болг. названия оспы баба Шарка, леля «тетя», стринка «тетя», а также самодив сестрички и др.