д) В апотропеическом тексте могут быть редуцированы все участники обрядовой ситуации (отправитель текста, программист, адресат), кроме реципиента, т.е. того субъекта, на которого направлено воздействие оберега, — он эксплицирован обязательно, иначе оберег будет лишен своей цели. Например, в высказывании могут отсутствовать адресат и отправитель текста, как в заговоре, оберегающем скот от хищников: «Святы Ягоры ўзышоў на Сіяньску гару і ўзяў залатыя ключы і сярэбранныя замыкаць звярам ірты…» (бел. гом. [Замовы 1992, № 162]), а в уже упоминавшемся заговоре от волков эксплицирован только реципиент: «Воўк і ваўчыца і ваўчаняты, вашы ногi павыламаты, вашы зубы пазамыкаты залатымі замкамі, зялезнымі ключамі» (бел. [Замовы 1992, № 143]).
е) В редких случаях в тексте бывает не обозначен и реципиент. Примером могут служить некоторые общеапотропеические тексты, направленные вообще против всего злого: «Пречистые замки ключами заперты, замками запечатаны ныне и присно и во веки веков» (рус. [Максимов 1993/1, с. 29]). {212}
Обращение к адресату может быть выражено вокативными формулами со сдвоенным именем, а иногда с частичным искажением его имени, что подчеркивает сакральность ситуации, как, например, в формуле, которая произносится при встрече с волком: «Волк, волк, где ты был, когда Христа распинали?» (полес.), при отгоне градовой тучи: «Хмарочко, хмарочко, разыйдися…» (укр.), «Враг-сатана, отшатнись от меня…» (рус), в приговоре перед тем, как лезть в воду: «Hastrmane, tatrmane, ven z vody…» (юж. Моравия), в заговоре против моры: «Мора-бора не прелази прек’ овога бјела двора…» (серб.) и др.
Обращение может быть выражено не только с помощью вокативной формулы, но и косвенно, в повествовательной форме, что особенно характерно для русских и белорусских текстов. Косвенными формами может выражаться обращение как к недискретному адресату/реципиенту, так и к собственно адресату. Ср., например, формулу от сглаза: «Черному, черемному, завидливому, урочливому, прикошливому — соли в глаза» (рус. [Даль 2, с. 313]). Повествовательная формула в таких случаях часто предшествует прямому обращению, как в заговоре при выгоне скота: «Памолімся мы Госпаду Богу і святому Юрыю, і святому Хралу… и Уласію і Панасію аб рагавом скату, і Хрыстоваму Настасію і Мамонію аб авец, і Васілію Русалімскаму аб свіней — прыміця, Госпадзі, прашэнія і малітвы нашы аб скацінцы двушэрстныя» (бел. [Замовы 1992, № 129]) или: «…помолюся Спасу и Пречистой Богородицы и грозному воеводе Михаилы архангелу, Николы чудотворцу Мирликийскому, верховным апостолам Петру и Павлу, Андрею Первозванному, Ильи Пророку, чудотворцу святому Власию и святому Медосию патриарху и всем ангелам хранителям и всей небесной силы. Благослави меня, Господи, Спас Милостивый и Пречистая Богородица…» (арх. каргопол. [Ребров 1886, с. 49]).
На месте обращения может быть эллипсис — обычно в тех случаях, когда адресат/реципиент находится в поле зрения отправителя текста. Так, если курица запоет петухом, чтобы отвратить опасность, говорят: «На свою голову» (укр. [Ефименко 1874, с. 37]). Иногда эллиптические формы употребляются в превентивных текстах, когда ситуация строго обусловлена и нет возможности истолковать ее иным образом: у сербов, чтобы предохранить ребенка от вештицы, мать мажет его на ночь чесноком и при этом произносит, имея в виду вештицу, «Кад преброила на земљи траве и на гори лист, онда и моје дијета уморила!» [Когда пересчитала на земле траву и в лесу листья, тогда и моего ребенка уморила] [Ђорђевић 1953а, с. 38].
Апотропеические высказывания обычно содержат указание на отправителя текста — лицо, от имени которого произносится текст, и на программиста ситуации, т.е. лицо, которое обладает реальной властью {213} и способностью влиять на ситуацию. В соотношении между ними можно выделить несколько вариантов:
а) В этой ситуации отправитель текста и программист совпадают в одном лице, которым является исполнитель текста. Возможность влиять на ситуацию человеку дает определенная обрядовая роль, которая вовлекает его в архетипическую ситуацию и «наделяет» необходимой долей сакральности для того, чтобы его слова были действенными. Однако сакральные силы, обычно играющие роль программиста, в тексте не названы. В этих случаях отправитель текста одновременно берет на себя и роль программиста ситуации, что характерно для заговоров. Указание на отправителя содержится в формах глагола первого лица и личного местоимения, которое часто может опускаться, как, например, в заговоре на охрану пасеки: «Я Господа благаю и чужую пчелу и сылу отвергаю…» (укр. [Милорадович 1991, с. 240]) или в заговоре на охрану скота: «И емлю я, рабь Божии имярекъ, тридесять булатныя замки, замыкаю ворота…» (рус. арх. [Бобров, Финченко 1986, с. 138]).