При определении семантической модели принимается во внимание не цель (которая может быть общей для оберегов различных моделей), а способ, механизм ее достижения. Например, у апотропеев, принадлежащих к моделям окружения, преграждения, разграничения, укрывания, цель общая — создание сакральной границы, отделяющей {26} охраняемый объект от опасности, но механизмы, с помощью которых эта граница создается, разные. Каждая модель — это абстракция, которая в конкретной традиции реализуется в конкретных мотивах, — простейших предикативных единицах, обладающих самостоятельной иллокутивной целью и имеющих постоянные формы выражения, закрепленные в традиции, существующих как на вербальном, так и на невербальных уровнях.
Как уже говорилось, мотив реализуется на разных уровнях: вербальном, акциональном (в т.ч. обрядовом), предметном. Поэтому каждая модель может быть представлена в виде гипотетической таблицы с набором уровней в горизонтали и с набором характерных для нее мотивов по вертикали. В конкретной живой традиции не все мотивы реально бывают выражены на всех уровнях, и отдельные клеточки таблицы останутся пустыми. Для каждой локальной традиции существует свой набор устойчивых реализаций.
В вербальном тексте мотив может реализовываться в основном виде или в косвенном. В основном виде мотив выражается глаголом или рядом синонимичных глаголов (например, в русской традиции мотив закрывать в значении «преграждать доступ» кроме глагола закрывать(ся) может выражаться синонимами затворять, затынивать(ся), закутать(ся), не пропускать). На реализацию мотива влияет не только сам глагол, но и те валентности, которые оказываются заполненными. К примеру, глагол замыкать может встречаться в двух мотивах, принадлежащих к разным моделям. В одном случае (модель Преграда) замыкают замком охраняемое пространство для преграждения доступа в него опасности: «замыкаюся трыдзевяць замкамі, трыдзевяць ключамі» (бел., [Замовы 1992, № 69]). Во втором случае (модель Нейтрализация) замыкают замком пасть и ноги хищным зверям, чтобы обезвредить их: «Święty Pawle i Piętrze weżte kluce, zamknij pascękę leśny suce…» [Святой Павел и Петр, возьмите ключи, замкните пасть лесной суке…] (пол. келецк. [Siarkowski 1879, s. 29]).
Закрепленность тех или иных глаголов за конкретным мотивом во многом определяется языковой и культурной традицией. Так, в восточнославянских текстах глагол опоясывать всегда входит в мотив, реализующий семантическую модель Окружения: «…оболокусь походячим оболоком, опояшусь белой зарей» (рус. енис., [Макаренко 1898, с. 391-392]). В сербской традиции этот глагол используется в мотиве «отсылание опасности в никогда,— к моменту, когда станет возможным некое невозможное событие», как, например, в заговоре от вештицы: «Кад се мотовилом поштапала, а вратилом опасала, ондар ми ђету наудила» [Когда мотовилом подопрется, а навоем опояшется, тогда моему ребенку навредит] [Вукова 1934, с. 19]. {27}
Некоторые мотивы реализуются исключительно в косвенном виде, т.е. выражаются метафорой, метонимическим переносом и другими поэтическими средствами. Например, мотив приравнивать опасность к нулю в сербском заговоре против градовой тучи выражен метонимией: человек, производящий отгон тучи, берет в левую руку яйцо-болтун (яйцо, лишенное зародыша) и разбивает его о землю, произнося: «Она рука крста нема, јаје-мућак пила нема, ова ала места нема! Пуче мућак, пуче ала!» [У этой руки креста нет, у этого болтуна цыпленка нет, этой змеюке места нет! Лопнул болтун, лопнула змеюка!] (Толстые 1981, с. 99].