2. Уклонение от встречи с опасностью. Этот мотив основан на пространственном разделении охраняемого объекта и носителя зла. Разграничение охраняемого объекта и источника опасности предполагает отсутствие контакта между ними. Но избежать нежелательного контакта можно не только путем создания преград и границ, но также уклонением от встречи. Мотив не-встречи, не обнаруживая прямо семантики разграничения, предполагает разведение в пространстве носителя зла и объект охраны. Этот мотив реализуется преимущественно в заговорах. Ср. севернорусский заговор на охрану скота: «И как гора с горой не сходится и берегами, и так бы черный зверь не сходился с моим скотом, христианским животом, во веки веков» [Бобров, Финченко 1986, с. 149] или западнорусский заговор на охрану скота от болезни: «Есть на свете три царя: первый царь — ясен месяц в небе, другой царь — черный рак в море, третий царь — серый волк в лесе. Как этим трем царям вместе не сходиться, за одним столом вместе не садиться — так чтоб у скотины… чемери не было» (смолен. [Добровольский 1908, с. 154]), а также белорусский заговор на охрану скота от волков: «Як мне з імі ня схадзіцца (с ясным месяцем в небе, волком в колоде, медведем под выворотнем), а ім за ‘дзін стол ня садзіцца, і ня піць і ня есць, ня гуляць, ня бяседаваць, так рабу зверу з маёй скацінкай, з бурай шарсцінкай ня схадзіцца, ня відацца, ня стракацца» (бел. том. [Замовы 1992, № 142]).
3. Уклонение от встречи с опасностью во времени. Как дорога делится на две половины — человеческую и нечистую, так и сутки делятся на день, принадлежащий человеку, и ночь, отданную нечистой силе. Поэтому не только представители того мира не должны нарушать человеческое пространство и время, но и человек должен помнить о пределах собственного пространства и времени, чтобы избежать нежелательных для себя последствий. На этом основан гуцульский оберег от ходячих покойников. Если человека, идущего ночью по берегу реки, встретит вышедший из воды утопленник и спросит: «Твоя Ночь или моя?», человек обязан ответить: «Твоя», тогда утопленник его не тронет (Головы верхов, ив.-фр., КА). {54}
Одним из способов уклонения от контакта с опасностью является молчание — своеобразное уклонение от встречи на вербальном уровне. Поскольку, по народным воззрениям, голос так же материален, как взгляд и слово, он разрушает невидимую границу между человеческим и потусторонним мирами, при этом граница может быть разрушена только в том случае, если человек откликнется на провоцирующий его «иномирный» голос. По этой причине нельзя кричать в лесу, в поле, т.к. откликом может быть голос нечистой силы. Это же правило действует при встрече с волком (Одрижин Иванов, брест., ПА) и вихрем (болг. [Колев 1980, с. 79]), при встрече с русалкой — «говоры́ты нэ можно. Что-нибудь скажешь — зра́зу умрэ́ш» (Ветлы любешов. волын., ПА). Человек не должен откликаться, когда слышит эхо, являющееся, по болгарским верованиям, откликом нечистой силы, иначе злой дух может его иссушить [Маринов 1914, с. 213]. Ср. полесское поверье: «И ў лесу́ нельзя́ бы́ло озыва́цца на го́лос, як хто озива́е. Нечи́стый дух э́то хо́дить и вызыва́е» (В. Теребежов стол, брест., ПА). Поэтому у славян повсеместно существует запрет откликаться на голос или обрачиваться в ту сторону, откуда он слышен, поскольку этим человек открывает нечистой силе доступ к себе: «Абэ ты не обзива́ла на нэй голос, що не зна́йеш, бо сатана вжэ буде ходэ́тэ до тебе, жи́нкэ, чэ ди́учынэ. Отак тэ прокрече́ш, то вин ма́йе пра́во ходэ́тэ. Вин з нэй живэ́, як чолови́к з жи́нкой» (Головы верхов, ив.-фр., КА); «Ў по́лный дэнь вин [злой дух. — Е.Л.] пока́жэцца, бу́дэ пудво́дыть, кли́кать бу́дэ, казать, чи кум, чи кума́. И нэ (о)бзыва́цца — то мо́жэ пудвэ́сты» (Чудель сарн. ров., ПА); «Потопленники, они́ ў ночи пужа́ють людей. Там у нас малады́ чалаве́к утапиўся, дак у ночы́ гу́кае. И никогда́ не отгу́кивайся, бо при́де» (Замошье лельч. гом., ПА).
Во время похорон, когда покойника везут на кладбище, нужно молчать, поскольку в этот момент «дорога открыта на тот свет» и не существует обычной границы между тем и этим миром, а значит — необходимо отделиться, отгородиться молчанием. Сюда же относится запрет плакать, голосить по умершему — часто покойника можно было оплакивать только до момента погребения, после возвращения с кладбища голосить уже не полагалось: «У нас чоловик як умрэ́, спустэм ў могэ́лу, ужэ голосэ́тэ нэ мож. Пла́катэ мож, а голосэ́тэ — ни. Прэсэха́йе сэ» (Луги рахов. зак, КА).