Не было сказано ни слова. Кей поднял руку, Беркут слегка наклонил седую голову, и Велегосту внезапно подумалось, что оба они уверены, будто перехитрили друг друга…
До Лосиного Бугра было еще далеко, не меньше недели пути. Кей с сожалением вспомнил, что так легко уступил сестре, согласившись идти через горы. Вечером он подробно расспросил о дороге. Рассказ не порадовал — не дорога, а тропа, то над обрывами, то через перевалы. Местами и верхом ехать опасно, разве что в поводу коней вести. Велегост хотел было еще раз переговорить с сестрой, но не решился. Не подумал, согласился — значит, сам виноват.
Впрочем, начало пути не предвещало плохого. Дорога нырнула в густой хвойный лес и начала медленно подниматься по склону. Солнце — Небесный Всадник — уже поднималось над деревьями, сразу же стало веселее, и кто-то из кметов затянул песню. Велегост усмехнулся — песня была улебской, не иначе в Валине услышали. Кажется, дядя Ивор тоже как-то пел ее. Да, лет восемь назад, когда Великий Палатин приехал в Савмат и отец собрал всех на пир…
Пели весело, со смехом и присвистом, и Кею вспомнилось, как смеялся отец, как все они подпевали Ивору. Да, подпевали…
Солнце было уже высоко, из близкого леса доносился запах горячей хвои, а в белесом небе беззвучно парили ширококрылые птицы. Разговоры смолкли, кметы ехали молча, то и дело вытирая пот со лба. Конечно, можно было снять кольчуги, но Велегост понимал: опасно. Лучше солнце, чем стрелы.
Зато не молчала Стана. Как-то незаметно она пристроилась рядом с Кеем, и Велегосту пришлось вновь рассказывать обо всем, что знал, — о Савмате, об ограх, о черных румских галерах и даже о воительницах-поленках. Девушка слушала, открыв рот, затем нетерпеливо кивала и задавала новый вопрос. Кей и сам хотел о многом узнать, но не спешил. Успеется, путь долгий!
Дорога шла то вверх, то вниз, позади остались несколько перевалов, бурная горная речушка, которую довелось переходить вброд; дважды отряд останавливался на короткие привалы, а вокруг было по-прежнему тихо, только птицы, словно соглядатаи, сопровождали людей. Хоржак несколько раз высылал вперед заставы, но кметы каждый раз сообщали одно и то же — дорога пуста.
Лишь однажды, уже ближе к вечеру, вдали показалось село — небольшое, прилепившееся к склону громадной, поросшей лесом горы. Велегост приказал надеть шлемы, но отряд встретила веселая стайка детей, а затем на дорогу вышли трое стариков с резными деревянными топориками и, низко поклонившись, приветствовали нежданных гостей, пригласив их на ночлег. Стало ясно — здесь их не боятся. Похоже, старый Беркут и его Рада не имели в этих местах особой власти.
Кей поблагодарил за приглашение, но останавливаться не стал. До заката еще далеко, а ночевать летней ночью можно прямо в лесу.
За селом дорога стала заметно уже. Пришлось перестроиться и двигаться по одному, в затылок друг другу. Хоржак вновь выслал вперед заставу и приказал не снимать шлемов. Впрочем, предосторожности были пока излишними, горный лес молчал, и даже птицы, весь день сопровождавшие отряд, исчезли.
Велегост приказал искать подходящее место для ночлега. Стана, узнав, в чем дело, подсказала — впереди будет небольшая речка, а возле нее — поляна. Все складывалось удачно. Велегост уже начал подумывать о шатре и о том, что надо объясниться с Айной, как вдруг впереди послышался громкий топот копыт.
— Кей! Кей!..
Застава возвращалась. Кметы гнали коней галопом, и Велегост понял — неспроста.
— Кей! Там, впереди…
Десятник, старый вояка, которого Кей помнил еще с Тустани, доложил четко и понятно: дорога расширяется, впереди речка, перекресток, возле перекрестка большой камень, а возле камня — человек. Один. Но не простой.
Благостные мысли о шатре тут же исчезли. Перекресток, речка — там и быть засаде. А то, что человек один, — это и тревожно. Одиночке нечего торчать на дороге. Приманка?
Оставалось узнать, почему этот человек «непростой». Десятник на мгновение задумался, почесал затылок и осторожно сообщил: всадник, конь настоящий, боевой, да и сам ездок явно кмет. Во всяком случае, вооружен — но уж очень странно.
Стало любопытно — если уж опытный вояка, прослуживший в Кеевом войске не один десяток лет, удивлен, то кто же может их встречать? Огрин? Румиец? Лехит?
Десятник помотал косматой головой — не лехит, этих знаем, не румиец — видели, и, уж конечно, не огрин. И даже не мад — тех тоже встречать доводилось.
Кей задумался, затем кивнул Хоржаку, указал на тропинку и, не торопясь, шагом, двинулся вперед. Сотник заворчал, но подчинился. Кажется, и ему стало интересно.
Шагов через двадцать тропинка действительно стала шире. Лес расступился, впереди послышался негромкий шум льющейся воды. Речка! А вот и она — узкая, перешагнуть можно. Камень — огромный, поросший седым мхом…
В глаза ударил блеск полированного металла. Вот он! Человек?
Всадник стоял неподвижно, словно вкопанный в землю. Закатное солнце горело на стальных латах. Ни лица, ни рук — все закрывал сверкающий, словно чистое серебро, металл. Конь, огромный, гривастый, тоже был в металле, даже на морде сверкали стальные пластины. Закованная в железо рука всадника сжимала огромное копье.
— Хе? — Хоржак скривился. — Кей, а он живой?
Велегост улыбнулся. В первый миг он тоже подумал, что перед ними — железный идол, такой, как делают румы.
— Этот доспех. У отца есть похожий. Кажется, франкский.
Кей вновь усмехнулся. Вспомнилось, как отец когда-то пугал его, еще совсем маленького. «А это, сынок, страшный железный человек. Будешь шалить — отдам тебя ему!» Доспехи, когда-то подаренные отцу огрским хэйканом, и в самом деле смотрелись страшновато.
— Франкский? — Сотник смерил неизвестного недоверчивым взглядом. — А если из гочтака попробовать?
Словно в ответ стальная рука дрогнула, неторопливо поднялась к глухому шлему. «Железный» человек открывал забрало.
Велегост не выдержал и легко ударил коня каблуком. Белый медленно, словно блюдя Кеево достоинство, двинулся вперед. Под копытами хлюпнула вода, вот ручей уже позади… И тут послышался голос — звонкий, молодой. Вначале Велегост удивился, но потом понял — говорил неизвестный.
Теперь они стояли лицом к лицу. Впрочем, лица всадника было не разглядеть — узкая щель позволяла увидеть только глаза. Неизвестный продолжал что-то говорить, но Велегост уже понял — этого наречия он не знает. Кей выпрямился и поднял руку:
— Чолом, альбир!
Всадник умолк, прислушиваясь, и Велегост запоздало сообразил, что неизвестный едва ли говорит по-огрски. Оставалось заговорить по-лехитски, но ответом был недоуменный взгляд из-под стального шлема. Кей и сам немного растерялся, но затем вспомнил. Румский! Говорят, этот язык знают все в странах Заката.
— Радуйся, доблестный воин!
Глаза неизвестного блеснули.
— Радуйся и ты, славный риттер! Радуюсь и я, ибо поистине великая радость — встретить в этих глухих местах истинного собрата по доблести.
Слова были не очень понятны, да и говорил неизвестный со странным произношением, но Велегост облегченно вздохнул.