– Если бы каждый раз, когда я слышу эту фразу, любезная Елизавета Львовна, мне давали бы по рублю – ей-богу, я стал бы уж миллионером.
Секунд пять блондинка переваривала услышанное – а потом вспыхнула, и голос ее зазвенел от возмущения:
– Вы еще и взятку требуете? Вы слышали это, Софья Аркадьевна, вы слышали?!
– Лиза, Лизонька, ну что вы, право слово!.. Господин Кошкин ничего такого не имел в виду, как мне кажется… – попыталась старшая дама утихомирить младшую, но снова без особого результата. – Скажите, господин Кошкин, сможем ли мы увидеть Алекса завтра?
– Вероятно, да. И господин Риттер, разумеется не задержан, прошу прощения, ежели заставил вас так думать… Это лишь рекомендация доктора.
Блондинка снова попыталась что-то сказать, но теперь уж Софья Аркадьевна оградила его от нее слабым причитанием:
– Ну, Лизонька, не стоит, право слово…
А Кошкин скорее ретировался в палату, да запер за собой на щеколду.
Оттянул ворот мундира, будто длинные пальчики m-lle Кулагиной с ее острыми коготками грозили задушить его в самом деле. А потом и вовсе расстегнул верхние пуговицы.
Ну и характер. Будь у него такая невеста, он бы, пожалуй, тоже не побоялся отправиться в буран пешком по лесу. Только не к ней, а от нее.
Риттер курил и смотрел на него с сочувствием и пониманием.
– Вечно вы не сможете прятаться от вашей невесты, – заметил Кошкин. – Завтра все равно придется показаться ей на глаза.
– Мы не обручены, – тотчас отозвался Риттер. – Не дай Бог. Это матушкины мечты, и только.
Наивности Риттера оставалось лишь посочувствовать, ибо девушки вроде Елизаветы Львовны всегда получают то, что хотят. Или почти всегда.
– Вам есть где переночевать? – спросил он у Риттера.
– Найдется.
Очевидно, что нет.
– Если устроит диван в гостиной, то можете остановиться у меня.
Риттера диван устроил.
* * *
Где бы ни был Кошкин и чем бы ни занимался, самым важным событием за день было для него возвращение домой. Не сам дом, тесная меблирашка на втором этаже, так манил его, а тот самый момент, когда, вставляя ключ в замочную скважину, можно было целый миг верить, что замок откроется с одного оборота. Как тогда, когда Светлана незваной пришла в другую его квартиру и разделила жизнь на до и после.
Но нет. Сегодня дверь тоже была заперта на два оборота.
– У вас выпить найдется, Степан Егорыч?
Выпить нашлось. Ассортиментом поразить гостя, конечно, не вышло: полюбившегося Кошкину шотландского виски в уездном городе Екатеринбурге было днем с огнем не сыскать. Благо, Риттер оказался господином непривередливым и с большим удовольствием употребил две рюмки подряд простой очищенной водки. Сам Кошкин из солидарности опустошил одну и, мрачно наблюдая за новым знакомцем, посоветовал:
– У вас тяжелый день был, Александр Николаевич, и все же на спиртное не налегайте. У нас здесь, видите ли, заняться особенно нечем, так что стоит только начать… мигом сопьетесь. Двое предыдущих, кто мою должность занимал, так и кончили. Один с петлей на шее, второй в сугробе замерз во дворе собственного дома.
Риттер на это ничего не ответил и опрокинул в себя третью рюмку. Зато повеселел заметно и вдруг попросил:
– Полным именем, признаться, меня мало кто зовет. Просто Алекс.
– Степан, – Кошкин охотно пожал его левую, здоровую руку, протянутую в честь вторичного знакомства.
– Так вы, Степан, стало быть, вернуться в Петербург намереваетесь? Оттого себя блюдете?
Кошкин мрачно усмехнулся:
– Отчего же нет? Вернуться только из могилы нельзя.
– И то правда, – согласился Алекс. Прищурился темным взглядом, будто в самое нутро заглянул. И догадался: – cherchez la femme. Женщина? В ней все дело?
– Дело почти всегда в женщинах.
– Все беды от них, – с пониманием кивнул Алекс.
– Это как посмотреть, – возразил Кошкин.
– Да как ни посмотри – все едино! – неожиданно зашелся новый приятель. И глаза у него сделались совсем черными.
Он потянулся было снова за бутылью – изувеченной правой рукой – да неловко задел рюмку, которая тотчас покатилась по столу и со звоном разбилась об пол.
Алекс тут же смешался и даже попытался собрать осколки. Наклонившись, чертыхнулся и вынул из кармана золотой гребень, очевидно мешавший ему.
Кошкин наблюдал за всем не шелохнувшись. Однако жар-птица на гребне так манила, переливаясь разноцветными камнями, что Кошкин не утерпел. Потянулся за ним через стол, чтобы рассмотреть в очередной раз.
В сказках, которые рассказывала ему в детстве мать, все злоключения Ивана-дурака начинались с того, что он нашел перо жар-птицы…
– Алекс, бросьте вы это, – позвал Кошкин, кивнув на разбитую рюмку. – Скажите лучше, отчего вы заявили, будто заколка не ваша? Чья тогда? Кроме вас в лесу, насколько мне известно, никого не было.