Но Владимир заявил, что хоть на участии в штурме, так и быть, не настаивает, однако отсиживаться тоже не собирается. И Седов, поморщившись, махнул рукой, мол, черт с тобой, только под ногами не путайся. Ну тут он, наверное, был прав.
Дом на Арсенальной улице, в районе Полюстрово, второй день уже находился под пристальным наблюдением сыщиков, которые, однако, так ничего и не смогли сказать о жильцах той квартиры, которую назвала Поремскому Дарья Калинова. Ну, в смысле, куда ее однажды привозил Максим Масленников. Рискнули пообщаться с соседкой по этажу — крохотной старушкой, выгуливающей свою беспородную собачку, и та подтвердила, когда ей показали фотографию Вампира, переданную от Турецкого, из Германии, что да, мужчина, похожий на этого лысого, тут появлялся пару раз. Но днем никто из квартиры не выходит, шума или музыки не слышно, гости не появляются. И вообще квартира кажется нежилой. Правда, недавно, под вечер, из нее вышла полная такая женщина средних лет, и под плащом на ней был виден белый халат, который носят обычно врачи по вызову на дом. Она, кстати, и села в серый микроавтобус с красным крестом на дверцах и укатила. Значит, в квартире мог быть и больной, к которому приезжала «скорая помощь». Но кто он и откуда доктор, старушка не знала. В их районной поликлинике она эту женщину не встречала. Может, из другой?
Все может быть…
Но одному из сыщиков старушка позволила расположиться у нее в прихожей, у дверного глазка, чтобы понаблюдать за лестничной площадкой. И как раз сегодня, в начале одиннадцатого, на площадке появился наконец гость — крепкий такой малый. Он огляделся, затем достал мобильник, нажал на нем что-то, видимо вызов. Дверь той квартиры, как по сигналу, тихо распахнулась. Крепыш исчез за нею.
Сыщик, естественно, сразу среагировал, доложил старшему, тот своему начальнику. Решено было только наблюдать, поскольку пришелец на искомого Вампира был абсолютно непохож. Дали команду проследить, куда тот отправится, когда покинет квартиру. Если вообще ее покинет. Однако не прошло и получаса, как дверь так же тихо отворилась, и на площадку вышел тот самый парень. Казалось, что он немного выпил, потому что его вроде покачивало. Он постоял, закурил и медленно пошел вниз по лестнице.
Во дворе его, разумеется, «встретили и повели». Прямиком в Автово, и на ту самую улицу Новостроек, где в это время находились майор милиции Федор Седов и его подопечная. Ну а дальше было уже дело техники.
И с мобильником Валерия Коркина специалисты разобрались быстро, определив последний номер, по которому он с кем-то связывался. Позже стало понятно с кем. А затем уже опергруппа сумела тихо просочиться в старый дом на Арсенальной улице, где прятался Масленников.
На крышу поднялись трое бойцов ОМОНа, чтобы по команде спуститься на тросах и штурмовать квартиру через окна. Тяжелую бронированную дверь решили не взрывать — дом действительно старый, в трещинах, не дай бог, завалится, но приготовили мощный домкрат, которым пользуются спасатели из МЧС в критических ситуациях. И все же сперва рискнули отработать тот прием, которым пользовался Коркин, и уж если он не сработает, ну тогда быстрый и решительный штурм.
Но кнопка мобильника сработала, и дверь почти бесшумно отворилась сама.
В квартиру быстрым ручейком хлынули омоновцы, и первым, с пистолетом в руке, вошел Федор Седов.
Вошел, мгновение постоял, обернулся к бойцам и, подняв руку, громко сказал:
— Всем отбой.
Максим Геннадьевич Масленников лежал ничком, вытянувшись на диване и, видимо, крепко спал. Точнее, как позже выяснилось, находился в глубоком кайфе. Был он в одной только белой сорочке, расстегнутой на груди. Рядом, на столике, на серебряном подносе, стояли несколько разноцветных пузырьков и валялась вскрытая упаковка с десятком одноразовых шприцев.
Возле дивана, в большом кресле с пологой спинкой, откинув на нее голову с коротко стриженными русыми волосами и приоткрыв пухлый рот, также спала полная женщина лет, наверное, сорока с чем-то, в распахнутом белом медицинском халате, под которым также не было ничего. А вся одежда, и мужская, и женская, вперемешку была разбросана по полу — здорово, видать, торопились приступить к своей крайне неосторожной оргии.
Женщина «расслабилась», мягко говоря, в безнравственной позе. Глаза вошедших буквально округлились от изумления при виде широких и плоских ляжек, вызывающе раскинутых на подлокотниках кресла и демонстрирующих буйную кудрявую растительность внизу живота. Тяжелые крупные груди свисали женщине под мышки. Вид у нее был чудовищно непристойный, просто смотреть противно. Но почему-то у рослых омоновцев, затянутых в штурмовую форму, с десантными автоматами в руках, в шлемах с поднятыми забралами, как-то самопроизвольно раздувались ноздри, а учащенное, прерывистое, будто после долгого бега с препятствиями, дыхание указывало на определенную вредность такой их работы для человеческого здоровья. И при этом еще они стыдливо отводили друг от друга глаза, будто боясь, что их уличат в чем-то непотребном, запретном.
…Поремский вспомнил, что, когда еще учился на юридическом факультете, одно время была у него подружка из медицинского училища. Бойкая, крепенькая вся такая, темпераментная девица, приехавшая в Москву из Ростова-на-Дону покорять, видимо, столицу. Известно, что самые сведущие в медицине люди — это те студентки, которые только собираются еще стать медсестрами: для них вообще не существует ни секретов профессии, ни уж тем более каких-либо запретов. Вот и Инка оказалась одной из них.
А почему вдруг вспомнилась? Да вот увидел Владимир, войдя последним в квартиру, развернувшийся перед ним «пляжный пейзаж» довольно сомнительного толка, поглядел на словно стекленеющие глаза бойцов и усмехнулся про себя. Точно, и с ним однажды случилась близкая история.
Они всё искали себе место уединения, и оно неожиданно нашлось в ее училище, куда они проникли со всей осторожностью, обманув бдительность вахтера. Инка завела его в одну из аудиторий, или то был какой-то странный врачебный кабинет, подтащила к не менее странному, непонятному сооружению и вдруг вскочила на эти конструкции. Да так ловко, что ноги ее вмиг оказались раскинутыми высоко в стороны. Была полная луна, света они, естественно, не зажигали. Все выглядело словно на ладони, и он остолбенел. Но он был молод, распален долгим терпением, и приглашать его не надо было. Он с ходу оценил неоспоримые достоинство того сооружения. А позже узнал, что это всего лишь обычное гинекологическое кресло, в котором врачи осматривают и обследуют своих пациенток. Обычное — даже почему-то обидно стало.
Но Владимир будто заново ощутил то, давнишнее свое, состояние крайнего азарта, почти бешенства, кинувшего его тогда к Инке. И подумал, почти физически ощущая сейчас тяжкую атмосферу, накапливающуюся в комнате, что, случись невероятное и расстегни вдруг кто-нибудь из наиболее решительных омоновцев ширинку своих брюк, мгновенно выстроится живая очередь желающих также овладеть этой грубой, горячей плотью. И никакая сила их не остановит, потому что она сама, эта плоть, куда более страшная, почти убойная сила. Вот и ищи потом мотивы в делах о групповых изнасилованиях…
Появившийся в комнате судмедэксперт с ходу оценил обстановку и рявкнул на столпившуюся «публику» почти зверским басом:
— Эй, вы, охламоны! Да прикройте ж ее чем-нибудь! Ну чего вы, как кобели на собачьей свадьбе?! Есть же халат, тряпки вон валяются! —и показал на разбросанную по полу одежду.
Раздались короткие смешки, кто-то выдал довольно-таки сальную шутку. И, наконец, пришел в себя командир отделения, задействованного в операции:
— ОМОН, на выход!
А Седов, улыбаясь, добавил, обращаясь уже к Поремскому:
— Оперативно-следственная группа может приступить.
Судебный медик быстро осмотрел Масленникова, сказал, что тот живой, но спит, то есть в полном отрубе. А что он принимал, понять сейчас трудно, тут, на столе, навалом всяческой хренотени, и нужны специальные анализы. Но ответ может подсказать вон та дама, видимо от медицины, и показал на женщину. Сам же подошел, спустил наконец с подлокотников ее безвольные ноги, подтянул и застегнул на ней белый халат и открыл свой чемоданчик, чтобы попытаться привести ее в чувство.