– Возможно, у меня есть хорошие новости, супруга корабля, – сказал Джорон.
– Мы очень в них нуждаемся. – Она посмотрела на него. – Ну говори, я тебя слушаю.
– Птенец из яйца Ветрогона скоро вылупится. – Лицо Миас просветлело.
– Ну это радостная новость, и я полагаю, что близится время Фарис. – Затем Миас слегка помрачнела. – Я всем сердцем надеюсь, что Старуха ее пощадит и она переживет роды. Я бы очень не хотела, чтобы жертва Серьезного Муффаза оказалась напрасной.
– Она сильная, – сказал Джорон.
– Верно, но Старуху не интересует сила, когда ты в море. Я сохраню в тайне весть о скором появлении птенца Ветрогона до тех пор, пока у нас не будет уверенности, что он выживет. Это поднимет настроение команды. И, хотя мои слова прозвучат жестоко, если мы потеряем Фарис и ее ребенка во время родов, их гибель также станет ударом, но люди привыкли к тому, что женщины часто умирают, когда на свет появляются дети. А смерть дитя Ветрогона может лишить их последней надежды.
– Странно, что они так полюбили Ветрогона, – заметил Эйлерин.
– Я обнаружила, что мы часто перестаем кого-то бояться, когда понимаем, что они похожи на нас, несмотря на внешнее различие. – Миас выпрямилась, потерла поясницу, заболевшую после того, как она долго склонялась над картой. – Эйлерин, ты остаешься на палубе. Джорон, тебе нужно поспать, а я буду здесь, если кому-нибудь понадоблюсь.
Когда Джорон проснулся под звон колокола, он сразу почувствовал привычный ритм, означавший, что корабль успешно летит по морю. На миг им овладело умиротворение – все шло по плану. Он не думал о том, что прошло или что еще им предстоит, не ощущал боли от шрама на спине, у него не ныла культя или язвы на теле и лице. Впрочем, он понимал, что так долго не продлится, с движением придет боль. Он намазал язвы мазью, которую делала для него Гаррийя, после чего оделся и замотал шарфом лицо. И услышал, как кто-то тихо скребется в его дверь.
– Эй, кто там? – спросил Джорон.
– Гавит, хран-пал, – последовал ответ.
– Заходи, – разрешил Джорон. Гавиту пришлось немного повозиться с дверью из-за потерянной в сражении с зубохватом руки. – Чем я могу помочь?
– Меня прислала супруга корабля, хран-пал, чтобы я сообщил тебе, что у Фарис начались схватки, – сказал он и опустил голову, не в силах смотреть на Джорона.
– И насколько я понимаю, Гаррийя сейчас с ней? – Гавит кивнул. – Значит, Фарис находится в надежных руках. – Гавит снова кивнул, и Джорон выбрался из гамака. – Ты беспокоишься о ней, верно? – И вновь Гавит кивнул, а потом заговорил, и Джорон видел, что каждое следующее слово давалось ему с трудом.
– Это должен был быть я, – сказал он.
– О чем ты? – спросил Джорон.
– На месте Серьезного Муффаза, – прошептал Гавит. – Мне следовало выпрыгнуть за борт. – Затем он поднял взгляд, посмотрел Джорону в глаза, и по его щекам потекли слезы. – Ты мне поверил, а я тебя подвел. Я должен был быть на месте Серьезного Муффаза.
Джорон задумался о том, что ему ответить. Не вызывало ни малейших сомнений, что Гавит был отцом ребенка Фарис, и это знание испортило их отношения.
– Ты меня не подвел, Гавит. Мы все совершаем ошибки. Серьезный Муффаз сделал свой выбор. Он решил, что жизнь Фарис и твоя того стоили.
– Я его недостоин, – сказал Гавит. – Посмотри на меня, я однорукий калека. Какая польза от меня на корабле? Даже самое простое задание я делаю вдвое дольше, чем любой другой дитя палубы. Я должен покончить со своими страданиями, хран-пал, я уверен, что приношу кораблю только невезение.
Джорон понял: несмотря на то что Гавита мучила вина перед Серьезным Муффазом и тревога за женщину, которую он любил, он пришел сюда не только из-за этого. Гавит, хотел он того или нет, принес предупреждение, мнение тех, кто работал на нижних палубах. Слова Джорона дойдут до самого сердца корабля, их донесет Гавит, и его реакция и поведение могут оказать влияние на всю команду, ведь он всегда был популярен как любимец супруги корабля.
– Значит, так говорят на нижних палубах, Гавит? Что Старуха обратилась против Миас?