С самой первой встречи, когда Деян увидел страдающего беспомощного оборотня на ложе, его необратимо со страшной силой влекло к нему. И сейчас для него существовал в этом мире лишь он один. Бедный Ардаш совсем потерялся в сладком безумстве. Когда они смогли разорвать поцелуй, он дышал так, словно долго бежал. Грудь ходила ходуном, как кузнечные мехи. Деян тоже со сбившимся дыханием смотрел на растрёпанного любимого кота, понимая, что для них настал момент истины. Ему ответили прямым открытым взглядом. И охотник не выдержал, снова приникнув к приоткрытым влажным губам, казалось, выпивая саму душу. Руки жили своей жизнью, оглаживая желанное тело, забираясь под рубаху. Ардаш в своей жажде познания ничем не уступал, развязав поясок на портках охотника, давая простор своим шаловливым рукам. Когда поцелуев и поглаживаний стало мало, они разделись, чтобы полнее чувствовать друг друга. Первое прикосновение пышущих жаром тел, выбило дух. Это было столь ново, и так необычно, что оба покрылись мурашками. У обоих не было подобного опыта ранее, но это их не остановило. Руки и губы жадно изучали нагую чувствительную кожу друг друга. Ардаша выгнуло дугой, когда Деян лаской прошёлся по всему телу. А когда крепкая мозолистая рука обхватила его твёрдую плоть, готовую к любви, с зацелованных губ сорвался приглушённый возглас. Оборотень ощущал, как бережно нежит Деян сосредоточение его желания, как страстно прижимается своей твердостью к его бедру, давая почувствовать и своё желание. Из горла Ардаша вырвался стон наслаждения. Он приподнял бёдра и стал плавно покачиваться, чтобы усилить чудесные ощущения и прилив удовольствия, толкаясь в ладони охотника.
— Ардашик, если мы продолжим в этом духе, то я возьму тебя. А я слышал, что в первый раз больно не только девам, — прошептал охотник.
— И что? Всё равно хочу, — проскулил оборотень, открывая мутные, лихорадочно горящие в свете полной луны глаза.
Руки Ардаша изучающее скользили по коже избранника и гладили всё, до чего могли дотянуться. Ловкие пальцы сдернули с волос шнурок и зарылись в длинные пряди, снова посылая чувственную дрожь по всему телу Деяна. Слова оборотня были последней каплей и решили всё, давая добро на то, что произойдёт дальше. Отбросив все сомнения, охотник впился в пухлые губы кусачим поцелуем и стал двигать рукой по вздыбленной плоти, всё быстрее и быстрее. Он грудью чувствовал, как сильно колотилось сердце Ардаша. Видел, как знатно он через мгновение напрягся, и с утробным рыком выплеснул семя на сплетённые в тесном объятии тела. Но Деян не дал долгого роздыху, а собрал вязкие капли с кожи и опустил руку меж бёдер оборотня, к плотно сжатому входу. Он не хотел спешить, но семя высыхало быстро. И вскоре Ардаш снова был возбуждён, тихо постанывая и двигаясь навстречу каждому движению в своём теле. Деян держался из последних сил. Ему до мошек перед глазами хотелось толкнуться одним махом в тесную глубину, сделав, наконец, котейку полностью своим. Когда же он медленно стал проталкиваться внутрь, боясь навредить, то нетерпеливый Ардаш первый подался навстречу.
— Дурашка, тебе же больно! — выдохнул Деян, услышав тихий вхлип.
— Это и больно, и сладко. И ты в своё время тоже в этом убедишься, — прошелестело томно в ответ. — А теперь двигайся.
Деян только улыбнулся.
И были плавные, глубокие и осторожные движения, от которых у обоих спирало дыхание. Были громкие стоны наслаждения, были жадные ласки и страстные поцелуи. Они дарили себя честно, открыто, без остатка. Днян почти потерял себя, когда услышал, как сквозь толщу воды, сдавленный возглас, и его плоть словно сжало тисками. И охотник отпустил себя, достигнув несколькими движениями своего пика освобождения. Сил едва хватило, чтобы сползти с распластанного под ним тела и рухнуть рядом.
— Ты как? — озаботился Деян, облизывая сухие губы.
— Чуть не умер от довольства. Заездил, — с грудным смешком отозвался Ардаш.
— Какой же ты… — толкнул его в плечо охотник.
— Так расскажешь, откуда взялась дочь?
— Конечно. Ведь это только тебе, а не кому-нибудь, — он потёрся носом о шею оборотня, где билась жилка.
— Что, не всем положено знать?.. Страсти-то какие.
— Угу. Сам знаешь: слухами земля полнится. И эти слухи, если поползут, могут повредить в перво-наперво мне и Веселине.
Они долго перешёптывались в темноте ночного леса, иногда прерываясь на ласки и поцелуи. Говорили обо всём, что произошло за время разлуки, и не могли наговориться. Поутру они расстались, уговорившись, что в первую седьмицу жнивня встретятся на том месте, где Ардаш выручил охотника из беды. Деян начнёт понемногу свой скарб в избу оборотней переправлять, чтобы потом налегке перейти на постоянное житьё на хутор. В этот раз Ардаш не сопротивлялся. Для них и впрямь так лучше, да и Снежу будет веселее. Нужно кроватку-качалку починить. Девчоночке же спать где-то нужно. Рано ей ещё на полати. Каждый из них был доволен принятым решением.
Деян был весел и светел лицом, когда увидал дочь во дворе отцовской избы, гоняющей хворостиной петуха. Да, курей им с оборотнями тоже нужно будет на хозяйстве завесть. Яйца завсегда нужны, да опять-таки свежее мясо, коль чего случится. Он окликнул Веселину звучным голосом и, подхватив на руки, закружил в воздухе.
Ардаш тоже спешил домой, дабы обрадовать Снежа вестью, что скоро в их маленькой семье прибудет. И столько всего до осени нужно успеть сделать. Кто ж знал, что купальская ночь и впрямь волшебство творит.
Комментарий к Глава 8
(45) Клопот — хлопот
(46) Ярила — бог солнечного света
(47) Перунов огнецвет — народное название волшебного цветка папоротника
========== Глава 9 ==========
Деян скрупулёзно готовился к уходу из родной деревни. Он ещё не решил, что скажет родне о своём внезапном желании уйти и поселиться на далёком одиноком хуторе среди леса, но его это несильно заботило. Куда важней было собрать всё мало-мальски нужное. Мало ли что в хозяйстве может пригодиться. Он даже выменял пару жирных фазанов, что удачно подстрелил однажды на охоте, на молодых несушек. А накануне прикупил горластого петуха у Никоноровой вдовы. Потом, ближе к отходу, смастерит клеть, свяжет, чтобы в дороге куры не покалечились, и перенесёт на новое место. Вот только Ардашу при встрече скажет, чтобы сарай почистил, насесты сделал и укромные места подготовил, где куры нестесь будут. На днях удивил мачеху, когда попросил научить печь расстегаи, делать кулебяку да варить сбитень. На память он не жаловался и быстро всё перенял. А как делать ботвинью и преснушки — у Урмилы подглядел. Веселина оценила новые умения отца и с удовольствием за обе щёки уплетала приготовленную еду. Жизнь неспешно текла своим чередом. Незаметно подошло самое жаркое время — жатва. Люди пропадали в поле с утра до вечера. Деян плоховато управлялся с вострым серпом, но старался не отстать от спрытной⁴⁸ мачехи да привыкшего к полевым работам отца. Младшие братья позади всех шли, срезанные колосья в снопы вязали.
Дни шли в трудах и заботах. Ничего не предвещало беды. Однажды ночью в дверь Деяновой избы стали молотить что есть мочи. Деян вскочил с ложа и злой пошёл открывать незваным гостям. С силой распахнув дверь, он увидел на пороге взъерошенного запыхавшегося Еля.
— Не время спать! Время зло исправлять! Давай быстрее собирайся. Пожар. Изба твоего отца горит. Огонь с хлева Авдотия перекинулся. Не иначе поджог.
— Боже! — возопил он. — Я сейчас!
Деян заметался по горнице, наскоро одеваясь. В рубахе он скакал на одной ноге, напяливая сапоги, когда в избу вбежала Урмила.
— Бегите! За Веселиной я пригляжу, — бросила она на ходу, направляясь к проснувшейся от шума девочке. — Бог в помощь!
Мужики опрометью вымелись из избы. Урмила подхватила на руки хнычущую Веселину и метнулась к окну напротив печи. Ночное небо над деревней освещало красно-рудое зарево. Вокруг собирался народ. Мужики да бабы с ведрами наперевес как шалёные бегали от колодца и обратно, заливая разбушевавшийся огонь. Было хорошо видно, как языка пламени лижут соломенную крышу. Кое-где уже торчали стропила. Из выбитых людьми окон валил дым. Урмила с ужасом взирала, как Деян застыл напротив окна горницы, бросив пустое ведро на землю, словно прислушиваясь к чему-то. А потом выхватил ведро у Еля и, вылив на себя, с разбега сиганул в окно отцовской избы, ибо крыльцо и дверь ярко полыхали — не пробиться. Сжав руку в кулак, Урмила закрыла себе рот, прокусывая кожу до крови, чтобы ненароком не закричать и не напугать и без того заходившуюся в слезах Веселину.