— Ну да, я про то же самое и говорю. Смолин вы… тот самый. Я вас давно знаю. Помните лес, коровье стадо, деревню Корневищи и хлопчика в синей сорочке, затаившегося в кустах. Вы — к нему, а он — от вас. Дрожит весь, плачет: «Дяденька, я ничего не знаю, ничего не бачив, ничего не чув». Вспомнили?
— Петро?
— Он самый, товарищ старшина.
Ну, известное дело, обнял я своего старого добровольного помощника, потом сел с ним под деревом и стал расспрашивать про жизнь. И рядовой Шевчук рассказывал:
— С того дня, как с вами встретился, я с границы и с пограничников глаз не сводил. Понравилась ваша работа. Решил, как вырасту, непременно стану пограничником. Вышло, как видите, по-моему. Уважили в военкомате мою просьбу. И в отряде уважили: послали на эту самую заставу, где вы служите. Повезло? Удачливый я солдат.
— И границе повезло, что ты стал пограничником.
По секрету тебе скажу, Витя. Растрогал меня Петро Шевчук до самой глубины души. Я вдруг увидел и привычного Смолина, и все то, что он сделал, и всю привычную границу свежими глазами новичка. Ничего не упустил. Все о ценил. Много хорошего сделал, ох, как много! Любо и гордо оглядываться назад.
Встреча с Петром Шевчуком здорово обрадовала меня, вознесла в собственных глазах. Он удостоил меня самой высшей человеческой награды — своей чистой любовью, желанием жить и воевать так, как жили и воевали его старшие братья и отцы. Эта награда не отлита ни в золоте, ни в серебре, ни в бронзе. Но я ее всегда буду видеть, чувствовать на своей груди рядом с орденом Ленина.
Вот, брат, как я сегодня расхвастался. И нисколько не стыжусь. Такую гордость, какую вызвал у меня Петро Шевчук, грех скрывать. Я горжусь первым поколением пограничников, которые охраняли границу босыми, в кургузых шароварах, в шлемах с двумя козырьками — «здравствуй и прощай». Горжусь поколением пограничников двадцатых годов, громивших шайки басма чей, контрабандистов, ловивших шпионов, лазутчиков. Горжусь поколением пограничников, первым принявшим на себя огонь гитлеровских полчищ. И еще больше горжусь сегодняшним поколением пограничников, которое пришло нам на смену. Славные ребята. Преданные. Умные. Образованные. Когда я начал свою пограничную жизнь, следопытство было самой высокой специальностью на границе. Сейчас Петя Шевчук и такие, как он, имеют в своем распоряжении локаторы, приборы ночного видения, сигнальную систему, радиостанции, вездеходы, тракторы, бронетранспортеры, вертолет и кое-что другое.
В хорошее, в золотое время начинает свою пограничную жизнь мой юный друг Петро Шевчук. Пожелаем ему, Витя, счастливой дозорной тропы.
Всю дорогу граница
Прощайте, Карпаты! Прощай, дорогая и милая Западная Украина, красная Львовщина! Лучшие годы своей жизни Смолин отдал западной границе. С юных лет до первых седин охранял государственные рубежи на Сане, на Буге, в горах, лесах и долинах. Познал здесь все радости и горести человеческого бытия. Воевал. Побеждал. Прославился на всю страну. Был ранен. Влюбился. Женился. Стал отцом семейства. И вот пришла пора расставаться со второй родиной. Нет, нет, не демобилизация. Не отставка. Отзывают. В штабе округа решили, что Смолину пора поменять и место службы и ее характер. Ну что ж, подумал Смолин, начальству виднее, где он нужнее и может принести больше пользы.
По правде говоря, он и сам уже не раз мысленно прикидывал, куда бы ему перебраться с этой тяжелой работы инструктора службы собак. Не может он бегать по следу, как в былые времена. Отяжелел. И сердце не выдерживает большой нагрузки.
Вовремя, в самый раз подоспел приказ штаба о переводе.
Александр Николаевич пришел домой, сообщил новость жене и дочери, сказал, чтобы собирались. Ждал, что домашние поднимут переполох, будут огорчены переездом. Ничего подобного, обрадовались. Люба захлопала в ладоши.
— Вот и хорошо! В столице Украины будем жить. Днепр каждый день видеть. Владимирскую горку. Крещатик.
Смолин с укоризной посмотрел на дочь.
— Киев — хороший город, но ведь ты столько прожила во Львове.
Люба засмеялась.
— Ничего, папа, мы его быстро освоим. Я — киевлянка, киевлянка! В университете буду учиться. Ох, как здорово. Побегу к девочкам, похвастаюсь.
Больше всего удивила Смолина жена. Не сдержался, сказал ей:
— А ты, старуха, чему радуешься? Родные места ведь покидаешь.
— Ничего! Моя родина там, где ты. Вот такие пироги, коханый мой.
Ну вот, дорогой Витя, я уже на новом месте, в Киеве. Пиши мне, брат, сюда. Думаю, что это моя последняя квартира в жизни. Хватит, покочевал! Оседлым стал жителем.