В эту ночь ничего не случилось. Даже звери не беспокоили. С вечера до рассвета было тихо. И вторая ночь была пустая и третья. И шестая.
И вот наступила седьмая. Все было как и прежде. Наряд занял свои позиции с вечера. Небо сияло звездами. Сдержанно шумели вершинами буки-великаны. Гремела в каменистом ложе речушка, впадающая в озеро. В прибрежных зарослях время от времени подавали голос непуганые кряквы — охота на границе категорически запрещена. Карпатские горы, черные, бесформенные, подпирали светлое небо позади, справа и слева. Пахло разогретой хвоей. На сопредельной стороне, в лесу, надрывалась выпь. Травы поблескивали первой росой. С той стороны, где была застава, из-за ближайшей горы доносились слабые, еле слышимые звуки музыки.
Шорников, лежавший справа от Смолина, беспокойно пошевелился в своем гнезде и, судя по голосу, улыбнулся.
— Это Люба не спит. Концерт из Львова слушает.
Он, видимо, хотел еще что-то сказать, но его не поддержали. Смолин и Слюсаренко молчали, не двигались.
— Чует мое сердце, и сегодня вхолостую просидим. Засекли нас лазутчики. Или другой маршрут облюбовали.
Ему опять не ответили. Слюсаренко умолк и молчал добрых пятнадцать минут.
Выпь перелетела в другое место. Теперь ее жуткое завывание — смесь истерического хохота и душераздирающих слезных воплей — слышалось на той узкой стороне озера, откуда обрушивается водопад в глубокое ущелье. Это совсем близко от границы, метров сто. Смолин мысленно проложил прямую линию от ночной птицы к себе и дальше и подумал: не условный ли это сигнал? Бывало и такое. Лазутчики иногда ловко подражают птицам.
С этого момента Смолиным овладело беспокойство. Он смотрел в наш тыл, на буковую рощу, на темное устье речушки, на густой кустарник и ждал отклика на голос выпи с той стороны.
Ребята поняли, что он не зря насторожился. И тоже во все глаза вглядывались в темноту, крепче сжимали автоматы.
Но в роще было тихо. Высокий ветер лениво перебегал с вершины на вершину. Отчетливо выделялись серые стволы на фоне гор и неба. Никого там нет. Подумав так, Смолин отвернулся. Но Аргон заставил его снова повернуться лицом к тылу. Подался вперед, натянул поводок и напряженно слушал. Нет, все-таки там кто-то есть, решил Смолин. Зверь? Человек? Свой, поверяющий, или чужой?
Смолин крепко сжал руки напарников. Излишняя предосторожность. Слюсаренко и Шорников и без того затаили дыхание.
Аргон глухо, не раскрывая пасти, зарычал. И сейчас же Смолин услышал осторожные шаги. Шел человек. По сырой траве, по сухим листьям, по валежнику, по твердой земле. Идет. Остановится. Выждет. Послушает. И дальше двигается. Опять замрет.
Смолин бесшумно, точным, сотни раз выверенным движением вытащил из чехла заряженную ракетницу и, держа ее впереди себя, не отрывал глаз от горного лесного склона, по которому пробирался неизвестный. Его еще не было видно среди деревьев. Слился с ночью. Но шаги, как ни были осторожны, выдавали его. Идет довольно уверенно. Хорошо знает, куда опускает ногу.
Он стал виден, когда приблизился чуть ли не вплотную. Здоровенный. Короткополая шляпа. Какая-то длиннющая хламида: не то пальто, не то пыльник, не то поповская ряса. Остановился, вскрикнул ночной птицей, присел на корточки и замер. Вызывает сообщников. Путь, мол, свободен.
Давайте, голубчики, спешите, торопитесь! Здесь ждут вас седьмую ночь.
По следу, проложенному первым нарушителем, вышли еще трое. Малорослые, щуплые. Ходоки так себе. Идут, волоча по земле ноги, часто спотыкаются. Не умеют тихо припечатать землю. Видно, первый раз сунулись на границу. И без особой подготовки. Странно. Неужели новички? Вот тебе и важная операция.
Как только нарушители соединились и пошли дальше к границе, Смолин во всю силу своего голоса гаркнул:
— Стой! Кто идет?
Все четверо замерли. Молчат. Никто не двинулся ни вперед, ни назад. Новички! Сомнений быть не может. Значит, дело будет не канительное и кончится быстро.
Смолин выстрелил. В черном зеркале озера отразился красный цветок сигнальной ракеты. Буки, травы, кусты и земля тоже отливали красным. И лица нарушителей стали красными.
— Руки!
Команда была немедленно выполнена. Все подняли руки. Пограничники с автоматами наготове окружили задержанных. Здоровенный мужик в длинной одежде первым обрел голос:
— Прошу не путать меня с этими… Я есть только бедный поводырь, а они богатые слепцы. Наемный поводырь. Я не знаю, кто они, откуда, куда и зачем идут. Пан Казимир, подтвердите, если вы действительно джентльмен, как вы себя называли.