Но вышло так, что молодой следопыт вновь понадобился сержанту Хокинсу, чтобы поработать именно на Гладстона. На этот раз у того не дочка сбежала в город, а угнали лучшую племенную кобылу, занесённую в какой-то там «реестр» — Джамбала так и не понял, в какой. Кобыла ко всему прочему была жеребой, и случка произошла с отменным производителем, так что похититель получал сразу двух породистых животных. Их можно было бы, перебив кобыле клеймо, продать, либо, не рискуя разоблачением, просто получать от кобылы доброе потомство.
— Не хочу я связываться с этим Гладстоном, — угрюмо пробурчал Джамбала, покосившись на сержанта из-под шапки спутанных волос.
— Он сказал, что лично тебе заплатит, если кобыла найдётся, — исчерпывающе высказался Хокинс, и Джамбала закатил глаза.
— Мне-то он вообще ничего не заплатит, — продолжал гнуть своё полицейский. — Его люди уже один раз обошли окрестности, но лошади не нашли. Не упрямься, парень, надо действовать, пока следы не остыли. Сам знаешь.
Джамбала знал. Он вздохнул и сдался. Лошадь-то вовсе не была виновата, что её хозяин — такой камайсойю, вонючка. Она могла погибнуть: не от рук похитителя, так от зубов стаи динго, если никто её не крал, а она убежала сама. И потом, с помощью сержанта Джамбала обрёл каменное изображение Великого Эму, и, возможно, Великий Эму желал, чтобы Джамбала теперь всегда сержанту помогал. Пока тот не состарится.
Он с сомнением поглядел на Хокинса, прикидывая, как скоро тот войдёт в старческий возраст. По всему получалось, что нескоро — ещё зим двадцать. Это было дольше, чем вся минувшая жизнь самого Джамбалы.
Сержант истолковал взгляд следопыта по-своему и торопливо добавил:
— Я тоже с тобой расплачусь. Десять банок мясных консервов.
— Двадцать. И мешок муки, — с достоинством уточнил Джамбала после приличествующей моменту паузы.
— Обдираешь ты меня, сынок, — пожаловался сержант с ухмылкой облегчения на квадратной обветренной физиономии. — Хорошо, по рукам. Но только если кобыла найдётся.
— Она найдётся, — величественно заявил Джамбала.
*
Не теряя больше времени, сержант привёз Джамбалу на своём пропылённом джипе к воротам владений ванисуйю Гладстона — деревянной арке, торчащей посреди рыже-бурой равнины. Джамбала привычно удивился, зачем Гладстон возвёл такую арку, будто бы её нельзя обойти или объехать. Харайе — глупость. Но он, как всегда, держал своё мнение при себе, просто выскочив из джипа и распахнув створки ворот под аркой.
— Сделано как в Штатах на ранчо, — с усмешкой сказал сержант, всё-таки заметив удивление Джамбалы. — Ковбойские фильмы видал, парень?
Джамбала покачал головой. Он не видал.
Сержант подкатил прямиком к конюшням — двум приземистым длинным зданиям, возле которых толклось несколько человек — работники Гладстона, понял Джамбала. Некоторых из них он знал. Все они с любопытством на него поглядывали, приподняв свои широкополые шляпы при виде сержанта, который вылез из джипа вместе с Джамбалой.
— Парни, где хозяин? — нетерпеливо окликнул тот, но сам Гладстон уже выходил из дверей конюшни, отряхивая сюртук и бриджи от соломенной трухи.
— Приветствую, — сумрачно бросил он при виде приехавших.
— Утречка, — коротко ответил сержант, а Джамбала выдавил:
— Хай.
Тут случилось ещё кое-что примечательное. Из тех же конюшенных дверей выскочила и решительно направилась к джипу кудрявая ванисуйю в тёмном свитере и коричневых бриджах для верховой езды. На её хорошеньком детском личике было написано самое упрямое выражение. Беловолосая голова её была гордо откинута, подбородок воинственно выпячен. Энни, беглая дочка Гладстона, определил Джамбала, укрывавшийся за широкой спиной сержанта, и не ошибся.
— Папа, постой, — возбуждённо выпалила девчонка, подбегая к ним. — Вы собираетесь в буш искать мою Красотку? Тогда я с вами!
— Ничего подобного, — сурово возразил отец, но кудряшка отпрыгнула и зашипела, как змея барранга:
— Ты и так держишь меня под замком вот уже второй месяц, — говоря это, она бросила на Джамбалу уничтожающий взгляд, явно будучи в курсе, кто он и какую роль сыграл в её поимке. — Это моя лошадь, я тоже хочу её искать!
Её голубые глаза налились слезами.
Джамбала прекрасно понимал, что Гладстон сдастся — так и вышло.