Выбрать главу

— А что — разве плохой человек? — удивился Вася по простоте душевной.

— Эх ты, а еще комсомольский билет в кармане держишь, — сердито укорила Настя паренька.

— При чем тут комсомольский билет?.. Да ведь Борис Иванович с прошлого года заготпушниной заведует по всему району! — заступился за своего дальнего родственника Вася.

— А сюда для какой радости шаландается?

— Ну, мало ли… Брата повидать, поскольку у них лады. Да и сам Борис Иванович охотником, слышь, был. Так сказать, в молодые годы…

— Вот я Никифорову все расскажу про этого охотника! — пригрозила Настя, почувствовав, что парень начал петлять в разговоре, как пуганый заяц.

Вася не на шутку испугался. Зашептал, то и дело оглядываясь на дверь в избу:

— И не подумай, Настасья Ефимовна. После этого тебе житья здесь не будет. Знаешь, какие они — Ложкины. — Вася в этот момент забыл даже, что он и сам из той же фамилии.

На этом разговор Насти с Васей прервался, потому что в сени из избы вышли Борис и Кирилл Ивановичи.

— Вот она где — наша красавица! Поверишь ли, как о родных заботится, — ласково похлопав Настю по плечу, сказал Кирилл.

— Вижу, — поддакнул брату Борис Иванович. — Жалко не знал я: подарочек захватил бы Настасье Ефимовне.

— Авось не в последний раз приходишь, — сказал Кирилл.

— Не нужно мне никаких подарков, — сухо сказала Настя и прошла в избу. Там укрылась к себе за занавеску и не выходила до тех пор, пока не ушел гость. Сидела, опустив руки на колени, слушала украинскую песню, которую затянул охмелевший Алексей Кирьянов, и шептала зло:

— Посмотрю, что ты у меня завтра запоешь, пьянчужка!

…Ой, признайся-признайся, молода дивчина, Что у тэбэ, на мы-ысли… —

сиповатым тенорком выводил Кирьянов.

— Все бутылки повыкидываю, иди тогда жалуйся, — сердито шептала Настя.

Потом под влиянием песни Настя расчувствовалась: вспомнила отца, Егора. Всплакнула перед сном.

Но угрозу свою Настя выполнила: на другое утро, когда охотники ушли на промысел, она сложила все бутылки в плетенку, отнесла в лес и запрятала в дупло приметной, расщепленной молнией сосны. Девушка, конечно, знала, что ее поступок разозлит охотников, боялась их гнева, но решила держаться стойко. Весь день успокаивала себя: «А что они мне сделают? Не убьют ведь. И жаловаться не станут». К вечеру, как всегда, убралась в избе, запарила корм для лаек и села чинить Семену Лосеву гимнастерку.

Первым вернулся с охоты Вася, вернулся раньше обычного.

— Скоро ты отстрелялся, — удивилась Настя.

Вася почему-то смутился, сказал с деланным безразличием:

— Ветер сегодня студеный, белка по дуплам прячется.

— Вон что. А охотники но избам?

— Кому это ты? — Вася указал на гимнастерку. — Опять Семена ублажаешь?

— Опять. Чисто горит все на этом парне.

— Так… — Вася недовольно хмыкнул. — А обо мне небось заботы нет?

— У тебя мать жива. И сестер три души, неужто одного брата не обиходят?

— Не в этом дело. — Вася присел рядом с Настей на лавку, заговорил доверительно: — Я, Настасья Ефимовна, все примечаю. Чего это Семен бриться чуть не каждый день стал и скучный ходит?

— А тебе, милочек, завидно? — Настя, не поднимая головы от шитья, насмешливо покосилась на Васю.

— Чему ж тут завидовать?.. Но поскольку Егор Васильевич дал мне такое поручение, чтобы все было, так сказать, в рамках…

— Еще не легче! — удивленно воскликнула Настя. — Я ведь не портрет, чтобы меня в рамке держать. Так что я тебе, Василий, другое поручение дам: ты дружков своих мне не сватай, ни Семена, ни Егора Васильевича.

— О!.. О!.. — Вася не сразу нашелся что сказать.

— Много вас таких заботливых! — сердито закончила разговор Настя. Но тут же вспомнив про водку, сменила гнев на милость, сказала смиренно: — Плохой у меня, Васенька, характер.

— Вот тебе раз! — удивился Вася. — Да ты знаешь, как наши ребята тебя ценят?

— На вес или поштучно?

— Я не шутейно говорю!.. Выражаться перестали? Перестали. Чистоту блюдем? Блюдем. За дровами ходила ты хоть раз?.. А то — характер! Капитолину небось наши не больно баловали.

— А водку зачем пьете без меры и безо времени? — в упор взглянув на Васю, спросила Настя.

— Опять не слава богу. — Вася отвел в сторону глаза. — Остынешь ведь за день-то, по лесу бегамши. А вино согревает.

— Совесть свою комсомольскую не простуди.

— А что я сделаю? — неожиданно загорячился Вася. — Попробуй скажи им. Тот же Семен твой разлюбезный — знаешь, куда тебя наладит?