— И как это ты, Федор Федорович, умудряешься за всем следить? — спрашивал иногда Василий Васильевич.
— Тянемся, — скромненько отзывался Потугин и как бы между прочим доставал из объемистого портфеля либо очередной номер журнала «Вопросы истории», либо газету. — Да, к слову пришлось, Василий Васильевич, давно хочу показать тебе одну статейку, тут кое-что, полагаю, и нас касается. Вот, полюбопытствуй — синим карандашом отчеркнуто.
— Вижу. Красиво. Кстати, напомнил: племянник у меня — сестры Клавдии сынишка — тоже просил купить ему цветные карандаши.
— Почему это — «кстати»? — Хотя в последнее время частенько случалось, что Василий Васильевич ставил Потугина и в затруднительное положение.
К примеру, Федор Федорович, если ему надлежало выступить по серьезному вопросу, да еще на широкой аудитории, готовился к таким выступлениям загодя. Сначала обговорит с Фелицатой Ивановной тезисы, потом опять-таки с помощью родительницы окантует и прослоит свою речь хорошими цитатами, причем не из последних газет, а из первоисточников выпишет подходящие сведения. Ну и юморку подпустит для доходчивости, из Щедрина или Маяковского хлесткую фразу ввернет. Потрудится, конечно, зато на трибуне чувствует себя героем. Ведь недаром в старину про краснобаев было сказано: «Говорит как по писаному».
Однако к чести Федора Федоровича нужно сказать, что он поступал так не потому, что страдал умственным косноязычием, — отнюдь: умел человек поговорить, да и любил! — а просто по свойству своего характера боялся увлечься и «воспарить».
Были такие случаи. Однажды пришлось Потугину выступить экспромтом на открытии колхозного рынка, поприветствовать строителей и колхозников, о растущих потребностях населения Крайгорода поговорить — словом, «разъяснить народу смысл этого культурного начинания», как сказал Василий Васильевич в напутствие Федору Федоровичу. А когда Потугин стал отнекиваться, добавил:
— Ну, ну, не скромничай. Ты ведь у нас говорун! Разве не лестно?
Эту свою приветственную речь Федор Федорович начал такими словами:
— Товарищи!
Сегодня все мы с удовлетворением и благодарностью отмечаем новое достижение крайгородских строителей! Сделан еще шаг по пути социалистического преобразования нашего города!
А закончил выступление таким зажигательным призывом:
— Я предлагаю: выразить от лица граждан Крайгорода, а также прилежащих колхозов гневный и решительный протест обанкротившимся ревнителям колониального режима и протянуть руку братской помощи…
Хороши слова, если к месту сказаны, а иначе — болтовня.
Вот что значит выступить не подготовившись, или, по образному выражению Фелицаты Ивановны, «наобум Лазаря».
Зато к выступлению на чествовании уходящих на пенсионный покой ветеранов труда Федор Федорович подготовился основательно: одних цитат из книг, живописующих бесправное положение простого люда в царской России и в странах капиталистических, набралось шесть страничек. А вся торжественная речь, переписанная набело, заняла больше половины ученической тетради в одну линейку.
Так что не зря сказала сыну Фелицата Ивановна, обряжая его на вечер:
— С такой речью тебе и в области устроили бы аплодисменты, Феденька!
Да вот надо же было случиться греху! И зачем Федор Федорович решил согласовать свое выступление с Василием Васильевичем?
А Трофимов взял тетрадку с речью, да и был таков. Потом объяснил, что область вызвала его к прямому проводу.
А Федору Федоровичу слово было предоставлено первому. Да еще и разволновался человек.
Правда, начал Потугин свою речь хорошо, почти точно по тетрадке; повернулся лицом к шестнадцати престарелым труженикам, чинно рассевшимся на сцене вдоль длинного стола, кашлянул озабоченно и заговорил:
— Дорогие товарищи!
Мне выпала великая честь принести вам от лица всех граждан Крайгорода благодарность за ваш многолетний труд и за вашу общеполезную деятельность! Широкое русское спасибо вам, старшие друзья наши!
Сказал и низко поклонился старичкам.
Это обращение, произнесенное растроганным баритончиком, было поддержано бурными аплодисментами всего зрительного зала и сердечными возгласами с мест.
И вот тут-то, ощутив шумное одобрение и поддержку своим словам, Федор Федорович, что называется, воспарил. Ораторскому вдохновению способствовало то, что на сцене в ряду чествуемых восседал его престарелый учитель Петр Ананьевич Костричкин, которого Потугин уважал со школьных лет, а во втором ряду зрительного зала, прямо против выдвинутой на авансцену трибунки, сидела внучка Петра Ананьевича, тоже преподавательница, только не истории, а физкультуры, — девушка легкая, гибкая, задорная. Это она — Вера Костричкина — обучила Потугина во время его отпуска стильному плаванию «а-ля брасс», или, по определению мамаши Федора Федоровича, «по-лягушечьи». Впрочем, Фелицате Ивановне многое не нравилось в поведении Веры Костричкиной, а больше всего — что девушка все ощутимее забирала в свои ловкие и цепкие руки ее сынка.