Еще что бросилось в глаза Потугину — это большой фанерный щит с призывной надписью:
«Дорогой товарищ!
Удели час своего досуга благоустройству нашего города!»
Дальновидность руководителей стройки сказалась и в том, что в тени вязов стояли два накрытых холстинными скатертями стола, клокотал ведерный самовар, и каждый товарищ, уделивший час своего досуга благому делу, мог после трудов праведных почаевничать на свежем воздухе, в обществе двух приветливых хозяек: жены зубного врача и подруги актера. Правда, Елизавету Федоровну привели сюда не столько забота о строителях, сколько опасение за моральную стойкость Кондрата Средневолжского. Но кому это интересно!
Не могли добровольные строители сетовать и на культобслуживание; по всему пустырю разносился зычный голос Средневолжского:
Еще Потугина удивило, что первым, кто заметил его появление на стройке и поспешил к нему с приветствием, оказался Антон Антонович Повидло.
— Федору Федоровичу — почет и уважение!.. Наконец-то и вы к нам пожаловали.
— К вам? — удивленно переспросил Потугин. — А вы, товарищ Повидло, собственно, почему здесь обретаетесь?
— Причин достаточно! — На лице Антона Антоновича сразу возникла служебная озабоченность. — Начать с того, что с пятого июня я в отпуску, а без дела таким людям, как мы с вами, — скучно. Школа! Кроме того, здесь — на Заречной улице, дом одиннадцать — я родился, а в доме номер двадцать четыре окончил десятилетку. Здесь же, в райтопе, начал свою общественную деятельность. Так что, как старожил и патриот Стекольной слободы, я не мог пройти равнодушно мимо вот этого, — Повидло указал на плакат, затем, доверительно подавшись к Потугину, закончил: — А главное — пускать столь перспективное дело на самотек неразумно! Вы и сами не раз высказывали такую мысль: для того чтобы идущее снизу начинание принесло настоящую пользу, необходимо вовремя его возглавить и направить инициативу масс в соответствующее русло!
«Русло, как хорошо, что ты такое!» — некстати всплыли в памяти Федора Федоровича придуманные им же слова.
Хотя Повидло почти в точности повторил высказывание мудрой мамаши Федора Федоровича, да и сам он частенько спускал из своего служебного кабинета такого рода руководящие указания, здесь, на стройке, слова заведующего отделом коммунальных предприятий показались Потугину какими-то несерьезными.
А тут еще и Вера Костричкина, не сдержавшись, рассмеялась весело и откровенно.
И Федор Федорович решил обратить разговор в шутку.
— Вот уж не думал, что вы, Антон Антонович, такой остряк! — сказал он, с интересом рассматривая румяное, исполненное служебной многозначительности лицо Повидло.
— Остряк?!
— Ну как же — возглавить, направить в русло, увязав предварительно… А то еще — пресечь! Затрепали мы эти слова, товарищ Повидло. И правильно сказал на активе Василий Васильевич… нашему брату дай волю, так возглавителей этих самых у нас разведется больше, чем таких вот простых, хороших тружеников!
— Что я слышу? — удивленно и радостно, пожалуй, спросила Вера.
— Шутят они, — высказал почтительную догадку еще более удивленный словами Федора Федоровича Повидло.
— Нет, шутки в сторону!
Потугин действительно не шутил.
Просто он неожиданно увидел в поведении Повидло что-то вроде удачно выполненной карикатуры и на самого себя. Да и вся его деятельность после столь волнительного объяснения с Верой в роще показалась вдруг Федору Федоровичу куда менее значительной, чем представлялась до сих пор.
«Возглавить и нацелить! Выяснить и внедрить! Пресечь!..»
А воздвигать собственными руками города, выплавлять металл, строить домны, локомотивы, летающие экспрессы, смирять реки, засевать хлебом нетронутые просторы сибирских земель — это кто будет делать?
Много, не десятки, а сотни раз читал Федор Федорович в газетах, в журналах, книгах и по радио слушал подобные призывы, обращенные к таким, как он, людям — молодым и сильным, способным творить, создавать, строить.
Слушал, но как-то по-настоящему не задумывался. А если и возникало иногда сомнение, на ум сразу же приходили доводы — веские и успокоительные:
«Поскольку его старшие товарищи, учитывая его ум, организаторские способности и служебное радение, поручили ему, не кому-либо другому из его сверстников, а именно ему, Ф. Ф. Потугину…»