Но все эти тяжелые испытания показались сержанту несущественными по сравнению с тем, что он пережил, когда услышал слова:
— Ну что ж, товарищ Дерюгин, как боец Советской Армии вы заслуживаете похвалы. А вот то, что вы проявили непростительное для члена партии… да что там непростительное, будем говорить прямо — преступное легкомыслие! — этому оправдания нет, товарищ Дерюгин. Нет!.. Эх, Иван, Иван, ведь совесть ты не уберег свою! Да и мою тоже…
Такие слова высказал Ивану, не глядя на него, заместитель командира эскадрильи по политчасти Николай Васильевич Федоров — человек, который поручился за комсомольца Дерюгина перед партией и но нраву называл себя его крестным отцом.
«Преступное легкомыслие!»
В первый момент все существо Дерюгина восстало против этих разящих слов.
Неправда!.. И как это старший лейтенант не понимает, что не мог он тогда перед вылетом сдать свой партбилет старшине. Не мог!.. Почему?.. Да потому, что в течение того дня Дерюгин, наверное, раз десять отшпиливал карман и доставал красную книжечку: как окажется наедине, так и посмотрит. Фамилию свою прочтет, имя и отчество, на фотокарточку полюбуется; хорошо вышел — лицо чистое, сосредоточенное, с аккуратным зачесом. Думается, такое лицо и должно быть у человека сознательного.
Хороша сознательность! А чем же вы, товарищ Дерюгин, оправдываете…
Подробнее объяснить такое настроение очень трудно. Это значит рассказать всю свою жизнь. И все равно многие не поймут; жизнь как жизнь — самая обыкновенная… Тула, заводской поселок, большая и дружная семья потомственного оружейника Григория Дерюгина: две дочери — Елизавета и Анна и сыновья — Николай, Григорий, Борис и Глеб — близнята, Иван и Андрейка — замыкающий. Шестеро сыновей, и все отличные спортсмены, просто литые мужики! Уж на что Тула сильна велосипедистами, а их семейная «дерюгинская» команда дважды завоевывала первенство города на гонках с выбыванием. Вот батька доволен был!
Позвольте! При чем здесь Тула и гонки с выбыванием?.. Вы, товарищ Дерюгин, объясните нам свой антипартийный поступок по существу!
— По существу? Тогда… молчу!
Так оно и получилось: в мыслях одно, а на словах… Ничего не сумел сказать сержант Иван Дерюгин в свое оправдание. И даже на вопрос: «А чем вы можете подтвердить это? — он ответил коротко и, как показалось почти всем членам партийного бюро, вызывающе:
— Что ж я — божиться перед вами буду!
А вечером в тот же день и вовсе уронил себя сержант: напился единолично по-дурному, шумел, задирал всех и в результате был доставлен старшиной эскадрильи Андреем Копицей на аэродромную «губу».
То ли не стыд! Полную неделю — со вторника до вторника — выводили воздушного стрелка Дерюгина без ремня на тяжелые земляные работы. Даже исхудал парень и потемнел лицом…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Внимание!.. Говорит Москва!..»
Смело можно сказать, что в ту весну не только на территории Советской державы, но и во всех странах мира, куда радио доносило чеканно торжественное звучание победных приказов Верховного Главнокомандующего советских войск, люди слушали голос диктора затаив дыхание.
«…войска Первого Белорусского фронта, развивая успешное наступление…»
И все-таки трудно было людям, не пережившим временной, но горькой утраты, представить себе всю меру радости того человека, который в перечне освобожденных советскими войсками населенных пунктов слышал название родного города, села, а иногда и крохотной деревушки.
«…и в том числе населенные пункты: Жарково, Красавка, Скорбящино…»
Вот почему старшину Андрея Копицу и бортрадиста Семена Пунькина, прервавших на время чтения приказа игру в шахматы, крайне удивило поведение их товарища, сержанта Ивана Дерюгина. Чудно: лежал парень спокойно, заложив руки за голову и зажмурив глаза, — похоже, что вздремнуть решил, и вдруг — сорвался с койки как оглашенный, будто его снизу шилом ткнули в мягкое место.
Вскочил, крикнул: «Ага!» — и затопал к дверям.
— Чи он окончательно сказився, цей Иван, — не сразу высказал догадку Копица.
— Да-а… — опасливо протянул Пунькин. — А ведь был спокойный парень!
Удивился поначалу и замполит эскадрильи; Федоров брился, когда к нему в комнату, даже не постучавшись, ворвался Дерюгин.
— Есть, товарищ старший лейтенант! Отбили!
— Чего отбили?
— Починок Скорбящино!
— Какой починок?.. А почему у вас ворот расстегнут? И вообще… Что с вами, товарищ Дерюгин?
— Простите, товарищ старший лейтенант, шибко обрадовался я.