– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что земля покоится на черепахах?
– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил литературопитек Берлиоз, – именно это я и говорил.
– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился путник, повернувшись вправо к бездомному неандертальцу.
– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.
– Хм… – задумался путник, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели земля покоится на черепахах, то, спрашивается, на чем же покоятся сами черепахи, ведь они тоже должны на чем-то стоять?
«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Берлиоз, а путник расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул птеродактиль.
Здесь нет надобности рассматривать всю вообще беседу, чтобы увидеть, как от души насмехался Воланд над бедными литераторами. Достаточно сказать, что он воровски оглядывался и приглушал свой низкий голос: «Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в бога?», делал испуганные глаза, прибавляя: «Клянусь, я никому не скажу», откидывался на спину скамейки и привизгивал от любопытства: «Вы – атеисты?!», вскрикивал: «Ох, какая прелесть!» и вертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора, и так далее. Особенно показателен этот смешной эпизод:
«– В нашей стране атеизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Берлиоз, – большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге.
Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:
– Позвольте вас поблагодарить от всей души!
– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.
– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.
Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту».
Изначально, то есть в ранних редакциях, Воланд проявлял большую шутливость, чем в поздних, потому что тогда его свита еще не выделялась – ее просто не было. В качестве примера можно привести два отрывка из «Копыта инженера»:
«– Ну, мне надо торопиться, – сказал Иванушка, – а то я на заседание опоздаю. – Не торопитесь, милейший, – внезапно, резко и окончательно меняясь, мощным голосом молвил инженер, – клянусь подолом старой сводни, заседание не состоится, а вечер чудесный. Из помоек тянет тухлым, чувствуете жизненную вонь гнилой капусты? Горожане варят бигос… Посидите со мной…
И он сделал попытку обнять Иванушку за талию.
– Да ну вас, ей-Богу! – нетерпеливо отозвался Иванушка и даже локоть выставил, спасаясь от назойливой ласки инженера. Он быстро двинулся и пошел» [32];
«На углу Ермолаевского неожиданно вспыхнул фонарь и залил улицу, и в свете его Иванушка увидел уходящего Воланда.
– Стой! – прокричал Иванушка и одним взмахом перебросился через ограду и кинулся догонять.
Весьма отчетливо он видел, как Воланд повернулся и показал ему фигу» [33].