А теперь настала пора перейти нам к самой важной части данного «Следствия по делу Воланда»!
8. Человек или дьявол: если Афраний – Воланд, то откуда это знал Мастер?
Почему Воланда нет в ершалаимских главах, если, по его словам, на суде Пилата он присутствовал лично, «но только тайно, инкогнито»?
Существует очень интересное устоявшееся мнение, согласно которому Афраний и Воланд – это один и тот же… Тот же кто? Человек? Это же хотелось сказать? Но ведь Воланд – это никакой не человек, он дух, и поэтому при возникновении предположения, что эти герои – один персонаж, нам бы следовало подумать, что Воланд и Афраний – это тот же самый дьявол. А такое высказывание звучит для слуха слишком непривычно и даже, надо сказать, как-то дико. Гораздо естественнее было бы сказать, как мы выразились ранее, хоть и ошибочно. А это о многом говорит.
Кульминационный момент «Следствия по делу Воланда»
Но прежде чем мы перейдем непосредственно к изложению данной главной и долгожданной главы, мы зададим читателю всего один вопрос, на который желательно ему ответить так, словно он забыл о всем прочитанном, хотя это совсем необязательно. Вот что именно, что конкретно меняется в персонаже по имени Афраний в тот самый момент, когда мы перестаем считать его человеком и начинаем видеть в нем духа, потому что у нас возникло предположение, что это на самом деле Воланд? Можно ли сказать, что тут меняется только одно имя и больше ничего? Оба Афрания, один из которых – сатана, а другой – человек, как мы видим, друг с другом не сливаются в одно существо, они так и остаются двумя разными личностями, и все это несмотря на то, что они оба во всем, что только в них ни есть, тождественны друг другу: у них один характер, один голос, одна внешность, один запах, одни мысли, одна речь и все остальное. Нет в них обоих чего-то такого, в чем бы они расходились. Но почему-то это абсолютное тождество поразительным образом не приводит же их обоих к взаимному слиянию: один Афраний для нас – человек, другой же Афраний – дьявол. Вот над чем следует сперва подумать читателю, прежде чем он перейдет к чтению данной главы. Это центральный вопрос настоящего исследования. Читатель может отвечать на это как ему угодно. Он даже может сказать, что в этом переходе с одного Афрания на другого как раз ничего, кроме имени, не меняется. Но такой ответ будет неизбежным образом означать, что и в самом Воланде от самого дьявола также ничего, кроме одного имени, не останется: он будет сатаною только потому, что мы его так просто называем: себя мы именуем людьми, а Воланда и его присных – дьяволом и демонами просто потому, что нам с чего-то это захотелось. Поэтому от собственного ответа читателя прямым образом зависит его личные убеждения и представления по вопросу, кто такие вообще Воланд, Азазелло, Коровьев и Бегемот.
И раз уж мы задали читателю один вопрос, то мы предложим еще ему и другой – самым прямым образом с ним связанный. Смущают ли читателя чем-либо известные фразы из романа Михаила Булгакова, что мы сейчас представим ниже? Не вызывают ли они в нем смутные чувства, хотя бы едва заметные, в свете или на фоне первого вопроса, что предложен был сейчас читателю, когда мы спросили, что меняется в Афрании, если в нем начинают видеть Воланда? Говорят ли они вообще о чем-то или нет? Вот они высказывания из романа:
«Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?» (гл. 1);
«Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер» (гл. 1);
«– А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
– Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете» (гл. 2);