«Ну что же, – задумчиво отозвался тот, – они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их… – и громко приказал: – Наденьте голову» (гл. 12);
«Совсем худо, – заключил хозяин, – что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения. Среди лиц, садившихся со мною за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы!» (гл. 18);
«Ну, что же, смелее! – поощрял Воланд, – будите свою фантазию, пришпоривайте ее! Уж одно присутствие при сцене убийства этого отпетого негодяя-барона стоит того, чтобы человека наградили, в особенности если этот человек – женщина. Ну-с?» (гл. 24);
«Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость» (гл. 25).
Итак, вернемся к нашей теме. Вообще, надо сказать, что данная теория тождества Афрания и Воланда – это больше, чем просто теория. Все теории частны и имеют конкретного автора, имя которого они носят. Поэтому мы так и говорим: этот соорудил такую-то теорию, этот – такую-то, а этот – такую-то. И чтобы ни придумал человек, практически всегда найдется возможность опровергнуть любые его утверждения. Когда же мы приходим к предположению, что Афраний – это Воланд, то это нельзя опровергнуть, потому что такова особенность любого предположения – что оно не утверждение. Положим, что сам Михаил Булгаков вовсе не считал Воландом Афрания, и если бы мы об этом сейчас узнали, то, спрашивается, повлияло бы это как-то на наше предположение? Нет, не повлияло бы. Просто никто из нас уже не видел бы в этих персонажах одну личность, потому что против воли автора и очевидности никто не пойдет, так как в этом нет никакого смысла. Но сам факт того, что до этого люди просто полагали, что Афраний – Воланд, так и останется по-прежнему в нашем внимании. Он так и будет говорит нам о всем том, что тут было уже сказано. И можно говорить с полной уверенностью, что Михаил Булгаков об этом знал: он знал, что некоторые читатели заметят сходство этих персонажей, он знал, что их смутит признание Воланда, которое на почве отсутствия демонов в ершалаимских главах кажется непонятным, если только не полагать, что там Воланд был просто невидим. Михаил Булгаков знал, что некоторые читатели, сопоставив эти два обстоятельства, заподозрят в Афрании Воланда, и начнут на этом строить свои теории, даже если сам автор не видел в них одного человека, то есть одну личность (мы ошиблись, правда, намеренно, чтобы лишний раз показать, что демоны и люди отличаются не только одними именами). А зачем Михаилу Булгакову это было нужно, если, допустить, что мысль о тождестве Афрания и Воланда на самом деле ложна? Все просто: автор хотел, чтобы читатель, начав видеть в начальнике тайной службы нечистую силу, как раз и задался тем самым вопросом, который мы уже задали читателю выше. Писатель просто хотел, чтобы у нас возникла мысль сравнить Воланда и человека: посмотреть на людей на фоне демонов, чтобы благодаря этому сравнению мы увидели, кто такой вообще человек и зачем он существует. Сам же по себе вопрос, Воланд ли Афраний или нет, имеет второстепенное значение. Тут важно прежде всего и в первую очередь именно само предположение со стороны читателя. И мы сейчас увидим, что в самом деле не существует пока таких убедительных доводов, которые смогли бы нас полностью уверить в том, что Афраний – это Воланд, или, наоборот, в том, что начальник тайной службы – это все-таки человек, а никакой не дух.
Некоторые доводы в пользу этого тождества мы уже назвали, когда раскрывали содержание предыдущих глав. Например, Левию Матвею Воланд почему-то сказал, что тот с ним всегда говорит на разных языках, а между тем никакого свидания Левия Матвея с князем тьмы до этого мы совсем не видели, или Афраний пересказал Пилату слова Иешуа о том, что трусость – один из главных человеческих пороков, хотя в таком романе как «Мастер и Маргарита», в романе о сатане, и при такой бесконечной важности этих слов, это естественно было бы сказать именно дьяволу, а не кому-то другому. Кому, как не ему, знать, какой из пороков самый главный?
Естественно, предположение, что Афраний – Воланд, нашло себе место не только в среде читателей, но и среди исследователей. Вот что, например, пишет Борис Гаспаров: «Итак, в романе имеется три главных временных среза, заданных уже в самом начале повествования словами Воланда о том, что он присутствовал и за завтраком у Канта, и в Ершалаиме. Следовательно, присутствие Воланда должно служить определяющим фактором, связывающим все эти временные планы друг с другом. <…> сейчас в первую очередь попытаемся определить, имеются ли какие-либо следы пребывания Воланда в Ершалаиме. Никаких прямых указаний на это, однако, в романе нет, за исключением утверждения самого Воланда. Но ведь Воланд говорит, что он находился в Ершалаиме «инкогнито»; это значит, что он не был просто невидим (как можно было бы предположить), а именно присутствовал, но не в своем обычном, а в травеcтированном обличье. Значит, в романе Мастера следует искать отнюдь не прямые, а скрытые, замаскированные следы данного персонажа» [54]. А вот не менее важное замечание по этому же вопросу Александра Зеркалова: «Недаром же много раз, и очень настойчиво, Булгаков демонстрирует всеведение Афрания, его неограниченные возможности. Почему-то он знает все об Иуде (род занятий, внешность, страсти и страстишки). Ему известны тайны храмовых совещаний, он располагает всеми печатями, даже храмовыми. Город наводнен его агентами – среди них случайно оказывается подруга Иуды… Он прекрасный организатор – как быстро и безупречно он устраивает убийство того же Иуды! А как невозмутим, как умен! Он сам делает то, о чем не смеет прямо озаботиться прокуратор: Иешуа хоронит в приличной одежде; без приказа приводит Левия Матвея… По всеведению и могуществу Афраний похож на Воланда. Нет, не зря прокуратор восхищается своим подчиненным!» [55].