Как видно, и у исследователей первым основным поводом искать Воланда в ершалаимских главах служит заявление самого иностранного консультанта, который признался Берлиозу и Бездомному, что присутствовал на суде Пилата, «но только тайно, инкогнито», из-за чего оба литератора сочли его сумасшедшим. Другой повод отождествлять Воланда с Афранием – это очень похожий характер общения обоих персонажей с другими героями романа. Хотя у Афрания и высокий голос [56], а у Воланда – низкий, читатель замечает, что особенность общения с людьми у данных героев очень похожая, как будто одного и того же… персонажа (но удобнее было бы сказать: человека). И это очень хорошо замечается благодаря тому, что оба разговора Пилата с Афранием были достаточно продолжительными: в первых двух ершалаимских главах читатель ничего не слышит от загадочного человека в капюшоне, кроме одного единственного слова: «мертв», в последних же главах романа о Пилате читатель, который уже довольно хорошо знаком с Воландом, видит развернутый диалог Пилата и этого же самого таинственного человека, в котором ощущается дух московского гостя. Кроме того, в московских главах, несмотря на то, что Афраний не такой главный герой ершалаимских глав, как Пилат, Га-Ноцри и Матвей [57], сам начальник тайной службы почему-то не появляется, что заставляет читателя также отождествлять его с Воландом. Это уже третий основой повод. В самой последней ершалаимской главе мы даже видим прислужников Афрания, по количеству соответствующих числу членов свиты Воланда: смертная и замужняя Низа явно могла быть той, кому на смену пришла ведьма Гелла, которую автор несколько раз назвал девицей, ту выпрыгнувшую из-за маслины перед Иудой мужскую коренастую фигуру и ее напарника можно счесть за Азазелло и Бегемота, которые вместе побили Варенуху в уборной, а оставшаяся правая рука Воланда Фагот-Коровьев – это, видимо, тот самый помощник Афрания Толмай [58], что руководил командой погребения казненного Иешуа и двух с ним повешенных разбойников. И помимо этого, упомянутый завтрак Воланда с Кантом, не узнавшего в своем собеседнике сатану, действительно служит аргументом, что Воланд может, по слову Бориса Гаспарова, быть «не в своем обычном, а в травеcтированном обличье».
Сам лично, однако, Михаил Булгаков, скорее всего, не думал, что на службе пятого прокуратора Иудеи состоял сам сатана, поскольку такое допустить может только человек, искренно верящий, что людям в древности помогали воздвигать великие здания, особенно египетские сооружения, инопланетяне, которых потом все дружно приняли за богов. Как удобно было бы Титу во время взятия Иерусалима иметь у себя в распоряжении хотя бы трех таких тайных слуг, и тогда не нужно было бы, держа в осаде город, морить жутким голодом несчастных повстанцев. И не произошло бы столь сокрушительного поражения в Тевтобургском лесу, если бы римляне отправили заранее такого Афрания зарезать Арминия, заманившего врага в засаду. А если бы в дружине нашего князя Игоря служил такой Афраний, то не пришлось бы, наверное, святой княгине Ольге мстить древлянам за своего мужа. Конечно, тайная или, лучше сказать, темная сторона истории человечества весьма богато и насыщенно наполнена многими мифами, легендами и рассказами о сношениях сатаны с человеком. Об этом, например, говорится в тех двух самых книгах о дьяволе, которыми руководствовался Михаил Булгаков при создании своего романа («История сношений человека с дьяволом» Михаила Орлова и «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков» Александра Амфитеатрова). Тот самый чернокнижник Герберт Аврилакский, о котором Воланд упомянул в разговоре с литераторами, согласно легендам, будучи папой Сильвестром II, имел, например, непосредственное общение с самим сатаной. Но эти истории, о которых рассказывается в двух данных книгах, свидетельствуют только о случайных, не входящих в какую-то систему встречах человека с бесами. Эти явления бесов подобны именно тем явлениям дьявола, что описаны в московских главах романа Михаила Булгакова. Если же Афраний – это все-таки сатана, то мы тут имеем уже, очевидно, не случайные встречи, а сношения человека с дьяволом, которые вошли в определенную человеческую систему. Афраний находится при Понтии Пилате, как говорится, на постоянной основе, а не как прохожее лицо. Сам Афраний говорил Пилату, что начал службу в Иудее при Валерии Грате, исполняя ее уже пятнадцатый год. Не только за это время, но даже менее чем за четверть этого срока давно бы уже кто-то заметил в начальнике тайной службе и его слугах что-то странное, неземное и потустороннее. Никакая тщательная маскировка тут бы не помогла. Афрания давно бы уже разоблачили. Правда, первого свидетеля, наверно, постигла бы та же участь, что досталась Ивану, которого все, кроме Мастера, сочли за сумасшедшего человека.