Причину же, по которой Михаил Булгаков сделал Афрания похожим на Воланда, мы уже озвучили. Действительно, когда читатель приходит к мысли, что Афраний – это, может быть, Воланд, он сам спотыкается на собственных словах, видя их крайне неверную формулировку: «Мне кажется, – полагает читатель, – что Воланд и Афраний – это один и тот же… тот же персонаж». Читательская мысль здесь спотыкается, сбивается подобно Мастеру, не знавшему, «как обращаться к коту, на «ты» или на «вы», и приходит к верной идее подобно тому, как ученая мысль спотыкается, видя упавшее яблоко, и приходит к открытию физического закона. В самом деле: когда Афрания принимают за человека, мы видим в нем одного персонажа, а когда Афрания принимают за дьявола, мы видим в нем уже другого персонажа! Это отнюдь не один персонаж! Два в таком случае выходят совершенно разных романа о Пилате, но с совершенно одинаковым изложением текста! Текст один – романа два. Как будто перед нами какой-то парадокс. Но перед нами не парадокс, а вопрос, который ставит перед лицом читателя Михаил Булгаков и роман «Мастер и Маргарита»: Афраний – это человек или дьявол?
В 3-й главе данного «Следствия по делу Воланда» было весьма кратко и достаточно сжато сказано о том, что членов свиты Воланда связывают отнюдь не человеческие отношения – отнюдь не любовь, ни к чему, кроме как к человеку, не сводимая – отнюдь не любовь, которую здесь можно заменить словом «человечность». Любовь в любом виде и во всякой форме очеловечивает Воланда, в результате чего он перестает быть дьяволом. Князя тьмы, Коровьева, Азазелло и Бегемота действительно что-то связывает и объединяет, но об этой связи и данном единстве мы можем говорить только языком так называемой апофатики, то есть языком отрицания. Все четыре демона «Мастера и Маргариты» – это не родственники, не братья, не друзья, не приятели, не единомышленники и не товарищи, а духи, которых объединяет не кровь, а дух. Мы видим, что в своей свите Воланд главный: Азазелло, Коровьев и Бегемот всегда обращаются к Воланду на «вы», а тот к ним, напротив, всегда обращается на «ты», но это главенство не лежит ни в какой мере бременем на плечах демонов романа Михаила Булгакова. Подчинение Азазелло, Коровьева и Бегемота Воланду выглядит совершенно свободным и добровольным. Исполняя волю Воланда, они исполняют целиком, всецело свою волю. Когда Воланд дает демону какое-то распоряжение, тот уже заранее знает, что ему будет велено исполнить, то есть их всех вчетвером действительно можно назвать одной силой, «что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Это их общее настоящее имя. Не одного только Воланда так зовут. Всех троих подчиненных князю тьмы демонов можно назвать, выражаясь богословским языком, другими ипостасями Воланда. Именно поэтому о всех деяниях и проделках, осуществляемых Азазелло, Коровьевым и Бегемотом, можно говорить как о действиях, произведенных самим Воландом, о чем красноречиво свидетельствует весь роман, когда следствие возложило всю вину и ответственность на одно лицо, которое пришло в Москву под крайне редким именем Воланд (хотя искали при этом и его подчиненных). Даже в данном исследовании под именем Воланд в одних случаях подразумевается конкретное лицо, в других – вся его свита, что надо понимать по контексту сказанного и что полностью позволительно. Послал телеграмму дяде Берлиоза в Киев Бегемот, но сделал это и Воланд. Побит в уборной Варенуха был Бегемотом и Азазелло, но причастен к этому был и Воланд. Сожгли Грибоедов и торгсин Коровьев и Бегемот, но совершено это было и Воландом. Просто во всех, включая эти, случаях Воланд действовал не лично сам, а через своих помощников. Тут уместно вспомнить разговор с буфетчиком в 18-й главе:
«– Вчера вы изволили фокусы делать…
– Я? – воскликнул в изумлении маг, – помилосердствуйте. Мне это даже как-то не к лицу!
– Виноват, – сказал опешивший буфетчик, – давать сеанс черной магии…
– Ах, ну да, ну да! Дорогой мой! Я открою вам тайну: я вовсе не артист, а просто мне хотелось повидать москвичей в массе, а удобнее всего это было сделать в театре. Ну вот моя свита, – он кивнул в сторону кота, – и устроила этот сеанс, я же лишь сидел и смотрел на москвичей».
Нельзя совершенно также сказать, что Воланда и его слуг связывают профессиональные интересы или какая-то общая идея. Воланд прибыл в Москву, чтобы разобрать рукописи Герберта Аврилакского, утроить сеанс черной магии в театре Варьете и провести свой ежегодный бал в 50-й квартире. Означает ли это, что без этих целей все четыре беса разошлись бы по разным сторонам? Конечно, нет! Но опять-таки их невозможность разойтись или разъединиться нельзя объяснить некой личной привязанностью друг ко другу, которой у них нет, так как это их очеловечило бы. В свите Воланда не может быть ни ревности, ни ссоры, ни большей расположенности к одному бесу, чем к другому, так как этой расположенности вообще нет и не может быть.