Ревут причалы, тонут пароходы. Склоняют главы львы над дном Невы. Ютится под забытой нищетою беспечное богатство красоты. Ну что ж, взрослеет младо сердце, тускнеет помутневший взгляд. Лишь улыбнуться остается ныне и с чистым сердцем выйти в сад.
Ошибка твоя искалечила душу…
Безрассудство. Болото, пустыня тянут вглубь и уносят в беду. Ноги вязнут в песке и в тине, оголяя мятежно судьбу. Исчезая под топью блудливо, вместе с тем остаются гласа, остаются преданья и мысли, будорожа пытливо глаза.
Ошибка твоя искалечила душу и в мир погрузила беспечный и злой – была не готова увидеть пороки, была не готова быть рядом с тобой. Луна затуманила сны в подсознании. Запутала ноги в сетях холостых, пустил ты всю жизнь по теченью рассвета, любовь ты обрел,
потеряв ты мечты.
Познал ты ветра, что свободны и шатки. Боялся в пути совершить остановку –
летел ты, бежал ты и вмиг потерял ты, что долго и крепко в той дружбе беспечной ты мог сохранить бы, быть может, навечно…
Желал ты страданья открытым ты ласкам, хотел ты желанья в пути ожиданья. Забылся в словах, потерялся ты в цели —
залетные голуби вырвали сети.
Промокла бумага, что слезы хранила. Развеялись тайны, пустились по миру. И правда лишь в том, что тебе одиноко, стоять ведь
на пристани будет жестоко.
Ничтожный и малый построил ведь мир ты – средь скатов, акул, змей, пираний и тигров. Ты цель потерял, вновь ушедши из жизни, окованной страстью, желаньем и риском.
Добиться всего лишь постелью холодной – молва признавала за символ свободы. Хотел ты бежать по пути этом верном, теперь понял
ты, что не верно, не верно!
Ты преданность мерам своим потерял. Ты… ты мир растоптал, ты идти перестал! Забылся в пороках, и вновь одиноко бредешь ты
по брошенным прошлым осколкам. Бросал ты ведь вызов, и жизнь принимала те игры за разум, что струны срывали. Истрепано сердце, измучены души. Но воля в тебе —
значит, миру ты нужен!
Быть грешным и не слыть беднейшим!
И, голося за „упокой“, оплакивают грех седьмой.
Жедеон Таллеман де Рео
Быть грешным и не слыть беднейшим! Бродить в мирах и познавать грехи. Вкушать плоды, и сладко, и утешно не признавать своей вины.
«Да, да, сегодня в покаяние. Будь, что будет. Я жизнь свою кладу пред алтарем… Хотя, быть может, чуточку нарушу, ведь покаяние я
проводил в миру».
Играя в чистоту, стремясь к запретам, роняем честь, пытаясь не упасть. Но искра гибнет все ж быстрей не где-то, а там,
где правда гибнет в ней всегда.
Что есть свобода в тьме кромешной?
Я счастлива тем, что дышу свободой. В полете крылья обретают плоть. Сквозь облака проходят пароходы, а ветер вновь уносит зной.
Что есть свобода в тьме кромешной? Быть может, твердый шаг везде. Быть может, зоркий взгляд повсюду и нежность, преданность себе. Владеть сердцами тех, кто любит, и искренне давать любовь. Ценить себя и тех, кто может хоть иногда дарить мечту.
Свобода – есть зреть цель в пустыне безжалостных порою дней. Быть уважаемым и помнить – все к лучшему, и жизнь в тебе.
Последовать сердцу
Последовать сердцу. Затаив, внимать печаль и наслаждения. Кричать оно, и только он возможен в мире сновидений! Прозрачны звуки, легкий бред. Напраслина меж смыслом речи – печать, запрет, жестокий лик открылся предо мной навеки. Слоняясь без нужды и прока по закоулкам прошлых дней, забыла то, что так ценила и потеряла вмиг навек!
Рвалась душа в пустые дебри, но кто же знал таков конец: потеря или… может, счастье, что потеряла я навек?
Как страшно жить в безмолвном крике и осознать, что игры – ложь. Как превозмочь, что слабы люди, и совладеть с собой всерьез? Иль, может, легкий бред соседей в тебе безверье поселил, иль чашу полную сомнений случайно у стопы разлил?
Зачем вопросы и молчание? Зачем губить чужой порок? Зачем… иль, может быть, напрасно судить о том, что невдомек?
Мне очень дорога твоя забота