Легка волна
Легка волна. Уносит след. Забыта музыка прибоя. Но лишь тебя пробудит свет, как голос ноты лишь со мною.
Пронзает нежно, глубоко – стыдливый взгляд… и ночь беспечна. Ты снова мой, как сон ночной. Ты – это целый мир мой вечный! Глаза в глаза – луна во тьме. Сомкнулись губы в сладкой неге. Тепло и страх бежит по мне… слеза, улыбка, нежный ветер.
Качает лодку звездопад. Бросает облако смятенье, но лишь мелькнет твой милый взгляд – в огне покоится сомненье. Сладка печаль и сладок сон. Лишь ночью, унося забвенье… наутро не было тебя… лишь губы обжигает ветер.
Спадает шелк, обнажая плечи
Спадает шелк, обнажая плечи. Мужское дыхание обжигает их. Струится нежный янтарь при свете. Огонь, обволакивая сердце, трещит.
Последний вагон, но не пустой
Последний вагон, но не пустой. И книги в бумажном пакете. Как жаль, что я все ж не с тобой… и губы сухие заметят.
Лист, слоняясь по ветру, упал…
Лист, слоняясь по ветру, упал, не зная боли, наземь исковерканный и больной судьбой. Что ж слезинки капают? На большой ладони высушен до жилок долголетний слой.
Мчится поезд зимний, мчится он весною, за последней станцией виден лишь покой.
Лист кидает в лужу, лист не тонет, хмурясь. В том безличном цвете лист забыт, не нужен.
В этом погребе, в этом чулане сердец…
В этом погребе, в этом чулане сердец рождены и талант, и коварство. Поглощают гласа, раскрывая врата в безупречность богемы и власти.
В полутьме
В полутьме, в полудреме кресло молчит, обветшалою тканью покрыто. На столе не докурена трубка дымит, помутневший стакан с битой гранью.
Пустилась в вакханалию толпа…
Дуньте на умирающую лампаду, и она погаснет. И. Тургенев
Пустилась в вакханалию толпа безличных теневых, безмолвно упиваясь ей, и страстью, и вином. Забылась на прощание, унизив тело поступью, склонилась в омут совести случайно поутру.
Уж время – полусумерки, уж время быстротечное, глаза печально хмурил ись и, опустив крыло
ресниц небесных палевых и губ чуть блекло пьяненьких, толпа безличных жалостных пустилась на тропу. Разбредшись по окраинам, раз потянуло холодом, тоска съедала глубже и глубже без конца.
Толпились жадным воздухом несносные ведь голодом, ступая следом ветреным за шалостью дитя.
И средь толпы не сваленной дымил по свету умаянный главарь смутьянов ласковых, холеных, заводных. И дверь случайно скрипнула, и взгляд томимо выплеснул осколки прежних искорок, забвению молил.
И страх гнетущих талевых затмил летучих странников, заполоняя искренно всю истину в корню. Не зная и не ведая путей бескрайних всадников, толпа, окутав тенями, томит мечту-золу.
Влекут порывы ветра неведомо куда
Влекут порывы ветра неведомо куда. Оставив пристань где-то – зачем не знаю я.
Искав то детство, счастье путями забытья – к теплу, добру столь близко вдруг прикоснулась я.
It’s strange
It’s strange, I can’t escape the sorrow; it’s droll, the tears keep hunting me, Daydreams are falling like a shadow; a storm’s foreshowed by waving sea.
A time I yenned to shout “Unfair!” At once it grew silent, my lips can’t be shut.
And all of those minutes awoke in my senses, I know I was weak and was guilty at times. The minutes and hours are so repugnant while I am devoured by the blues.
I loved and I love at the moment, the dreams sweeping by are as wretched as the truth. They thrust through the silence and sins like an arrow, my secret bites between my bones, And he says with mockery, quietly “Hey, beauty, you’re lying without heat-drops”.
It hurts. And my eyes became blazing of tears and lies that’s not under control. Not mine, do not think so, but those who just wallow in depth of enticing shoal.
Мой исторический полет
Мой исторический полет, мое прощальное вам слово – мои грехи, ушедши в ночь за поворот судьбы лощеной. Воровкой пронеслись года, уже не молода, не стара. Тускнеет день быстрее, чем вчера. Забыты легкомыслия пожары.
Усыпана розами дорога в ад…
Усыпана розами дорога в ад и пытками слез обвеяно счастье. Неистовым смехом обвенчан ад, к смертельным покоям устлано счастье. Упавшая роза – клеймо на груди, гранитная поступь в преддверье затишья. Запутают сети безмолвной толпы. Шальные следы —
в чем искренность счастья?
Колючие стебли обвили слова, пронзая слова за ничтожность. Сомнения духа и мнимость страшна, влекомая дальней дорогой.
Порхают бабочки на солнце
Порхают бабочки на солнце. Вдыхают легкий ветерок. Недавно куколки… и вовсе – прелестный, бархатный полет! Игриво шепчут с лепестками, кружат в прозрачной синеве. Вместив на крылышки все краски, грусть растворяют в пустоте! Полет волшебный и опасный! Парят как ангелы в луне… Стрекочут тайно бестелесно в зеленоватой плотной мгле.