его легко, наивен он сейчас.
И выдержит ли стан, что чистотой порочен? Тот искренний покров вновь не погубит ль ложь? Опять в груди тоска, тоска —
могучий камень, ничтожна тень миров – цветок колючим стал! О, горечь и тоска! Они сильней, страшнее тех мук в аду, в огне. Все ж непосильна плоть! Чужим грехам озер не переплыть, страдая.
Ах, к черту пустоту и боль в душе ваять!
Как тот бродячий пес
Как тот бродячий пес плетется вдаль дорога. Мохнатой лапой вновь стучит по сердцу в скорбь. Болит душа давно той давнею тревогой.
Ей вторит мелкий дождь – за днями день ползет.
И беспокойства лень ошеломляет время. Глаза у пса горят приглушенным костром. Как страх гоняет дрожь на перепутье мели,
так вновь пурга затмит остаток пепла вой.
Мне грустно
Мне грустно, отчего ж? Зима стучит по стеклам, и холодок бежит по венам будних дней. Я заболеть хочу – опять не ведом чувствам
тот огонек, что спрятан за игрой.
Осенняя пора – в ней нет очарованья, игривых, скользких глаз, прогулок по ночам. Но в ней лежит тоска. Тоской овеян, страстью.
За тысячью холмов стою опять одна.
Кто был моей судьбой – ушел под лед навеки. А было ль то судьба? Как мимолетный сон… Рассыпали песок, и стрелка затерялась
в пучине между строк, меж захолустья слов.
Мы вынесли игру – на пике двоевластья мы погрузились в сон. Забыл об овцах волк. Те оба берега затеряны во власти, барьер меж двух
миров – барьер в глуби тебя.
Услышав…
Услышав – я не должна была услышать! Из уст в уста пленила эта ложь. Ты погребен под льдом зимою-сказкой.
А был ли ты под льдом в столь долгий час?
Любить, не слышать, думать лишь и помнить. А что теперь? Сокрылась тайной быль… иль небылица, как кусочек сказки,
в твоих глазах плененных – я и ты.
Написать тебе письмо не могла
Написать тебе письмо не могла, прости, поверь мне. Я любила и вновь жду в приоткрытой двери верно.
Я ушла, когда ты шел, и вернулась вновь с тобою. Вновь как лист чиста… Ты мой! Вечно вновь печаль в покое. Идеал иль идол мой… Бог с тобою! Путь мой вечный, шла к тебе… Постой. Постой! Я с тобою снова вечно.
Не печаль. Уже прошла. За окном и лето в зиму. Ты со мной, как я с тобой. Неразрывны кольца… милый. Я иду к тебе. Иди! Ты ко мне. Возьми ты руку. Сжала сердце я в руке – мчалась в поисках гонимо.
Я люблю, люблю… живым! Вечный, молодой, игривый. Сильный бес и ангел тьмы – мы та вечная долина. Желто-алый листопад скоро разовьет разлуку – я приму тебя в мой сад, озарит хрусталик вьюгу.
Я с тобой в тиши иль нет. Вновь и вновь – печаль далека. Я с тобою в тишине, ты со мною – я с тобою!
Мой писательский долг
Мой писательский долг не признала, забыла. Горевать перестала спустя – ни пять дней, ни недель я забыть не успела,
лишь полгода спустя… не забыла тебя.
Мой любимый, я в мыслях забыться успела – предаваться им нет уже сил. Без тебя – жизнь пустая, в ней нет уже цели…
лишь на время, я выполню долг за тебя!
Где ты, сон мой? Не видишь ль меня ты? Как поступки мои будоражат мне кровь. Я любила, люблю и любить так хотела,
ты вернешься ко мне… молчаливый мой друг?
Солнце село и встало, а ты не приходишь – запах кофе с утра, сигарета в дыму. Наш хрусталик хранить я тебе обещала.
Сберегу я тропинку, в душе сберегу. Полумрак. Капли сон разогнал или голос. Голос твой под водой прошептал мне слова – будешь ты мне женой и невестою станешь.
Не поверив, наутро повторил слова. Я люблю, и любила, и буду любима! Ты родишься со мной, вновь откроешь глаза! Я люблю, ты любим – слышишь, облако тает.
Сердце греет тебя… мой любимый, молча!
В тот монастырь, где ты отпет…
Тебя — меня обвенчал дух. Меня с тобой повенчал слух.
В тот монастырь, где ты отпет… в тот день я не пришла туда. Согрета знать плечом к плечу. В перчатке кисть, глаза под маской. Я в храм пришла, где я одна, и горсть земли в руке несла, где никого, и ты согрет лишь у меня, лишь у меня!
И, сжав сырой земли клочок, слеза катилась из души, я руки батюшки взяла – не отпускала я тебя.
И припадая я к стене, увидев истину и жизнь – в глазах, и в теле – жгучий свет. Все обрамлялось лишь тобой. Рука в руке. Я отдала себя, и ты себя отдал. Едины мы, а люди там прощались без меня… тебя.
Ты был со мной в последний час и, не успев услышать звон, стал улетать, завет храня – хрусталику служить, любя. Глаза я к небу подняла, колокола звонили в путь. Благословенна вновь душа. Стал покорен тлетворный дух!