— Да, — ответил Дэмиор. — Мне нужно довести девушек до гор.
Старик удивленно вскинул брови.
— Путь неблизкий. Что ж, желаю тебе удачи. Будь осторожен, пожалуйста.
— Я в порядке.
Я озадаченно качнула головой. Почему-то казалось, что новый знакомый не имеет в виду обычные дорожные опасности.
— Чем же могу вам помочь? — старик снова перевел взгляд на нас и улыбнулся. — С тех пор как я вышел в отставку, мой удел — помогать прекрасным дамам.
— Раньше Элб был стражникам, но уже пару лет как вольная пташка, — пояснил Дэмиор. — Наш путь лежит в горы, потому хотелось бы купить теплых вещей. Ночами стало прохладно. И, конечно, нужны свежие новости. Что слышно о крэйтарах?
Элб вздохнул:
— Их все больше. Маги и стражники регулярно устраивают облавы, но меньше их не становится. Говорят, что за горами ими кишмя кишит.
Я вздрогнула, припомнив того огромного зверя. Как же мне добраться до дяди?
— Значит, будем искать обоз, — нахмурился проводник.
Старик исчез в задней комнате.
— Нам нужно купить одеял и теплой одежды. У Элба будет дешевле всего, — объяснил Дэмиор.
Я кивнула, с тоской подумав о нескольких серебрушках, что у меня остались. Где же мне подзаработать? Не могу же я прямо на улице приставать к людям?!
Вернувшийся Элб принес множество вещей, откуда проводник обстоятельно выбрал несколько и уступил место нам с Бриссой. Чтобы не смущать нас, мужчины отошли в сторонку, а мы с Бриссой углубились в ворох одежды разных размеров. Выбрав себе чулки с начесом, шерстяное платье, плотные штаны и плащ, я остановилась. Фандрийка, прикупившая одежды в Талейне, взяла всего пару вещей.
Подошедший Дэмиор выудил теплый платок и протянул его Бриссе:
— Носи его на улице. Твои светлые кудри здесь, в Ривалоне, слишком приметны.
Элб стрельнул заинтересованным взглядом в сторону фандрийки, но промолчал:
— Пятнадцать серебрушек, но для вас — десять.
Дэмиор отсчитал нужное количество денег, а я ссыпала ему в руку свои монеты.
Элб вручил проводнику также небольшой мешочек с припасами, и мужчина благодарно кивнул.
— Будьте осторожны, — вдогонку сказал нам старик, но я вновь почувствовала, что он говорит о чем-то неизвестном мне.
— Куда мы теперь? — спросила Брисса, едва мы оказались на улице.
— Поищем обоз. Задерживаться нельзя, время играет против нас. Но и самим не стоит соваться в лес, будем придерживаться тракта, а ночевать в городах.
Я с тоской вздохнула.
Городская площадь встретила гомоном. Здесь кипела жизнь — повсюду развернулись шатры артистов и музыкантов, а шустрые говорливые торговки предлагали пирожки и булки. Вдруг откуда-то донеслись задорное пение и залихватская музыка. Повертев головой, я увидела светловолосого парня с гитарой, вокруг которого образовалось пустое пространство. Ему подпевала молоденькая черноволосая девчонка, она же обходила людей и собирала пожертвования в котелок. Брисса остановилась и прислушалась. Песня звала поглазеть на менестреля, и я слегка дернула Дэмиора за рукав. Фандрийке не помешает развлечение — она до сих пор не пришла в себя и большую часть времени молчала, кутаясь в плащ. Проводник понял мой взгляд.
Менестрель был еще совсем мальчишкой: растрепанные волосы касались плеч, а тонкие пальцы искусно перебирали струны. Однако стоило нам подойти поближе, как музыка смолкла. Толпа издала единый разочарованный стон, и в котелок звонко посыпались монеты.
— Еще! — раздался чей-то выкрик.
— Давай! — сказал крестьянин, стоящий неподалеку от нас. От него сильно несло сансией, а красные глаза и опухшее лицо подтверждали догадки.
Менестрель вновь коснулся струн, и потекла тихая мелодия. Вокруг замолчали, прислушиваясь к плачущей музыке, лишь наш сосед недовольно щурил глаза и ворчал, что-то бормоча под нос.
Менестрель запел:
Я — непрошеный гость в этом мире людей,
Бесполезный осколок времен.
За спиной череда наспех прожитых дней
И беспечно забытых имен.
Мелодия плакала, перекликаясь с голосом юноши, и на мои глаза навернулись слезы. Брисса не отрывала взгляда от менестреля, и даже Дэмиор слушал внимательно. Толпа замерла, ловя каждое слово — лишь наш сосед был недоволен тем, что веселая песня кончилась.
Постоянно в пути, мне неведом покой,
Позабыты и дом, и сон.
Мне осталась лишь песня, что льется рекой,
Я одною песней спасен*.