Город затаился, как тяжело раненый затаивается в расселине скал, в надежде, что его не найдут, и что время, слюна и сухой, почти стерильный пустынный воздух залечат раны. Кто-то оставался в городе, терпя многократно возросшие поборы, мерзости и наглости со стороны нечестивой власти, прикрывающейся шариатом, как блудница прикрывает руками свой срам. Кто-то, кто мог уйти – ушел, и жил теперь в Харибе, городе на самой границе. Были какие-то места, куда не совались даже белые кяффиры. Но, несомненно, было одно – настоящими вратами Бейхана был город Хариб, формально находящийся на другой земле другого правителя. Это знал и Абу, нечестивый Абу, правитель Бейхана, и потому – в городе были его сторонники, его боевики, в том числе – и белые кяффиры. Они существовали совершенно открыто, и жили они – в сильно укрепленном постоялом дворе купца Вахаджа, родом из древнего торгового города Медина. Все знали, что в городе есть две власти – та, что есть днем в виде губернатора и полиции и та, что есть ночью. И ссориться не хотели – ни с одной, ни с другой. Здесь знали – почти ничего не стоит того, чтобы отжать за это жизнь. Ну, разве что шахада…
Тяжело груженый караван верблюдов – подступил к городу поутру: больше тридцати животных, усталые погонщики. Они подходили к городу по северной дороге, пыльным миражом выступая из песков. Хурджуны – переметные сумы, которые взваливали на верблюдов – пухли от богатого товара, обещающего озолотить щедрого и умелого торговца. Вероятно, караван шел из Дубая или еще дальше – из Неджда.
Путь ему преградил старомодный, пропыленный Додж с полукруглым, давно вышедшим из моды капотом и тяжелыми колесами от грузовика. Но на самодельной, умело впрочем, сваренной турели – был установлен пулемет Максим и еще один – располагался перед пассажиром на короткой турели. Два пулемета – достаточный аргумент в здешних местах, если конечно – они вычищены и обслужены, как положено. Рядом с пулеметным автомобилем стояли люди губернатора, босоногие, с длинными винтовками Мосина за плечом, кривыми кинжалами за поясом и палками в руках. Они стояли тут не просто так – они делали дело. Люди, входившие в город – обыскивались, посмевшие сказать хоть слово против – грубо избивались, иногда до смерти. Они собирали дань – как это делали все губернаторские стражники во всех мухафазах, провинциях и уездах. Здесь сочли бы полным идиотизмом, если бы кто-то сказал, что власть должна платить жалование губернатору и военным, которых он наверстал… что за бред. Деньги – имеют только один путь – снизу вверх. Тот, кто ниже – платит тому, кто выше – амиру, раису, султану, бею. Ни один губернатор не удержался бы на своем месте, если бы хоть раз не заплатил положенного наверх. Налоговая система была здесь основана на старой феодальной системе откупов, существовавшей в Европе века два тому назад: кто-то платил или обещал собрать и уплатить в казну положенную сумму за какое-то время – и за это получал должность и право грабить своих подданных так, как пожелает. Все, что награблено сверху – оставалось на пропитание себе и своей дружине. Чтобы предупредить гнев народа, способный вылиться в кровавый мятеж – периодически раис обвинял кого-то из губернаторов в измене, отступлении от шариата, жестокости по отношению к подданным и публично казнил его. Губернаторы знали это – но желающие стать губернаторами не переводились. Это были своего рода издержки профессии.