— Странно, ещё два часа назад я тебя не знал. Хотя вру: я знал, что встречу тебя. Что-то нас с тобой связывает… Глаза у тебя особенные…
— Я училась у Давида Мироныча. Ты и он… — тихо говорит она. — Он умер в моём классе…
— Странно. Те шесть часов, что мы с дедом провели с ним, изменили меня и мою жизнь. Я как бы сверху и людей, и ситуации увидел. Читать пристрастился. Когда приехал учиться в Москву, стал с ним встречаться, — повторил Аркадий ей. — Давид Мироныч руководил моим чтением, рассказывал мне о жизни писателей, читал стихи. Всё свободное время я проводил с ним. Странно, ты и он. Странно… Мы с тобой встретились.
После смерти Давида Мироныча праздника у неё больше не было.
Праздник — сейчас.
Выйдет она за Аркадия замуж, всегда будут с ней Давид Мироныч вместе с Аркадием. И колокольный звон.
Она выйдет замуж на Аркадия.
Но до «замуж» многое случилось.
Бажен шёл за ними сторожкой тенью, а лишь только Аркадий протянул руку — обнять Юлю, прыгнул, как зверь, настигший добычу, впился в её плечи жёсткими пальцами. Погасли звёзды и луна, оборвались живые звуки ночи.
— Нн-не понял, — сказал Аркадий, заикаясь, и попытался снять Баженовы руки с Юлиных плеч. — Ж-жених, что ли?
В эту минуту Бажен выпустил Юлю, развернулся к Аркадию и со всего маху ударил его ногой в пах. Аркадий согнулся.
Юля забарабанила по спине Бажена.
— Дурак, идиот, болван! — кричала она под стук в голове: «уйдёт», «исчезнет».
Но Аркадий разогнулся и сжал ходуном ходящие плечи Бажена.
— Ж-жених? — повернулся к Юле. — Имеет право?
— Брат.
— Брат?! — Аркадий отдёрнул руки от Баженовых плеч. — Имеешь право. Ты решил, обижу. Не обижу, на трон посажу, баловать буду, — говорил Аркадий Бажену ласково, как ребёнку. — Хочешь, поедем в Москву с нами? Сам увидишь. Мне как раз нужен человек. Сделаешь большие деньги.
В тёплом тихом лунном мареве откликнулось эхо: «Сделаешь большие деньги».
Плечи Бажена продолжали дёргаться.
— Ты что так расстроился? Я попросил руки у твоей сестры, я хочу жениться на Юле. Если она согласится, и родители, и ты согласитесь, завтра поедем в Загс. Как положено. Будешь и моим братом. У меня брата нет. Мне сильно не хватает брата. Тебе найдём невесту. Чем плохо, женишься на москвичке.
Бажен повернулся и пошёл. Он шёл медленно, и вспыхивала, и кривилась в лунном свете его спина — рожей знаменитого американского певца, зачем-то наляпанной на модную куртку.
— Что он так расстроился? Ты тоже подумала обо мне плохо? Не бойся меня. Моё слово — твёрдое. Без тебя жизни не будет. С тобой сверну горы. Утром, если ты согласна, приду к твоим родителям — просить твоей руки.
Она не пила вина, а мутились, падали и перекрещивались деревья перелеска, и столбы, и дома вдалеке, и облитое молоком лицо Аркадия двоилось и размывалось.
Он не поцеловал её ни разу и не обнял, а она плавилась в его тепле, как в тепле от печки, перед которой так любила сидеть долгими зимними вечерами.
И в ней снова запульсировала жизнь, как на уроках Давида Мироныча, расширилось пространство внутри, вместило в себя новые, не изведанные чувства.
Она больше не помнила о Бажене. Только бы Аркадий не исчез, шёл бы и шёл всегда рядом.
— Идём, я провожу тебя. Нам надо выспаться.
— Не хочу, — сказала она. — Давай ходить до утра, а утром поженимся.
— Слава богу, согласна! Молчишь, я уж испугался…
— Скажи, как жил Давид Мироныч в Москве? Почему ушёл из дома?
— У него были две смежные небольшие комнаты в общей квартире. Одна перегорожена книжными полками — с пола до потолка. Книг очень много. И под письменным столом — книги. С ним жили жена и её племянница. Жена очень красивая, с длинной косой. В разговоре она участвовала лишь вначале, потом ушла в другую комнату и появилась только к завтраку. Племянница встретилась нам в дверях, когда мы вошли, поздоровалась и мимо нас заспешила вниз по лестнице, больше мы её не видели. Дед с Давидом Миронычем проговорили пол ночи. Я был мальчишкой, а запомнил каждое слово. Несколько раз Давид Мироныч обращался ко мне — что читаю, с кем дружу, чем люблю заниматься. О его семейной жизни ничего не знаю — в ту ночь меня это совсем не интересовало. Не знаю, хорошо ему жилось или нет, — повторил Аркадий другими словами, — но напряжение почувствовал; уж очень быстро жена к себе ушла, уж очень ретиво племянница скакала по ступенькам.
Так Юля и думала: сбежал от женщин. А причины не важны. Толстой тоже ушёл из-за жены. Давид Мироныч сказал: «Не понимали они с женой друг друга, на всё смотрели по-разному». Вот и ответ.