вышло, только случилась на этом месте драка.
Надо полагать, лесная кошка прыгнула в морду бурому зверю. Это кошачья манера –
постараться выдрать глаза могучему врагу, с которым иначе она бессильна справиться.
Разъяренный медведь расправился с нею и зарыл в мох. А козу не тронул. Очевидно, в пылу
схватки не до неё было...
Таким путем Василий Федорович и узнал о медведе в здешних местах. Охоту на него,
правда, придется отложить до зимы, – летом мишку трудно выследить. А на берлогу можно
будет пригласить и друга своего.
Друг Василия Федоровича – зоотехник Юрий Иванович – тоже охотник, но начинающий,
и ему частенько сопутствует неудача.
Как-то по осени сидели приятели в шалашах, охотились на тетеревов. Зарядил дождь.
Юрий Иванович до нитки промок, а лесник сухим остался. Удивляется зоотехник:
– Не понимаю! Шалаши у нас из одинакового хвойника, а в твой ни капли не попало.
А дело простое. Шалаш лесника устроен из еловых веток лапками вниз и непроницаем
для дождя, скатывается с него вода, а у Юрия Ивановича ветки набросаны как попало.
Дождался лесник зимы и собрался искать берлогу. Зашел к зоотехнику, хотел пригласить
его на охоту, а Юрия Ивановича нет дома, – уехал в соседний совхоз на совещание
животноводов.
Вернулся Василий Федорович домой и решил отправиться на охоту один.
У лесника – пара лаек, Шарап и Милка, злобные по зверю. Псы каким-то чутьем
пронюхали, что хозяин сейчас в лес пойдет. Милка, сидя у порога, радуется, хвостом снег
разметает, а Шарап суетливо бегает. Лишь появился из избы дядя Вася с ружьем за плечами, с
лыжами в руках, – так и вскинулись лайки. Милка даже «смеется», морща переносицу и
щеки. Шарап волчком завертелся, подпрыгнул к лицу хозяина, лизнуть хотел...
Бежит Василий Федорович на лыжах. Лайки рядом. Начался лес, собаки оторвались от
охотника и ушли в поиск.
Медленней по лесу идет охотник, тут не разгонишься. Собак не слышно и не видно. Но
они хорошо разбираются, куда правит охотник, – изредка пересекают лыжню, проверяют
направление.
Тишина в лесу. Лишь изредка осыплет с ветки снег потревоженная птица, и опять тихо.
С детства знает этот лес Василий Федорович. Здесь ему всё родное, знакома каждая
тропа и чуть не каждое дерево – от маленькой елки до высоких сосен...
Слышатся взбрехи лаек. Охотник поспешно огибает белые завалы, минует густой ельник
и натыкается на собак.
Сердито ощетинившись и выпрямив хвосты, псы дружно кидаются на снежный сугроб у
сломанной лесины. Берлога! Лесник видит обледеневшую от испарений дырку. «Зверь лежит
головой к выходу», – думает Василий Федорович.
Вдруг треснула ледяная корка, вздулся снежный холм... Собаки едва увертываются от
выскочившего медведя. Кинулся зверь через просеку, а лайки за ним – только белые взметы
клубятся. Тяжело медведю, вязнет по брюхо в снегу, а собаки идут по верху, нападают на
него; вертится мишка, отбивается от них.
Подбежал к собакам лесник, вскинул ружье и ударил по медведю разрывной пулей.
Рявкнул зверь, сунулся было носом, но тут же, мгновенно, взрывая снег, ринулся к человеку.
Крепок духом Василий Федорович, – не устрашил его бросок зверя. Опытный охотник
приготовился наверняка всадить пулю в голову медведя, напустив его почти в упор. Шарап
тоже не зевал, – так и впился в зад зверя. Медведь огрызнулся, завихлял по снегу за вертким
псом. Да где там – разве поймать его! Лесник опять приблизился, да боится стрелять: можно
Шарапа или Милку задеть. Улучив момент, Василий Федорович снова выстрелил. Медведь
качнулся и осел в снег. Лайки вплотную подступили к смертельно раненному зверю.
«Кончено, – подумал лесник, – не уйдет», – и отправился за лошадью...
Едет обратно в лес, торопит охотник коня, а тот с ленцой, только хвостом отмахивается.
Подъехал на санях Василий Федорович, весело встретили его Шарап и Милка. Осторожно
подошел лесник к зверю, ткнул его жердиной, – не шевельнулся медведь.
Дядя Вася не обижен силенкой. Понатужился и подтянул восьмипудовую тушу к саням.
Конь храпит, пятится. Уложил добычу лесник, взял вожжи, сел в сани, а гнедой как
подхватит, откуда и прыть взялась! Быстро примчал домой: медвежий дух подгонял.
Не успел Василий Федорович убрать зверя, как во двор вбежала жена зоотехника со
словами:
– Твой медведь мужа моего покалечил!
– Как так? – воскликнул лесник. – Юрий Иванович не ходил ведь со мной на охоту!
А она своё:
– Скорей давай лошадь, в больницу повезу.
Лесник – к соседу. И верно: у зоотехника сильно рука помята. Пришлось везти в
больницу.
А дело так обернулось: вернувшись домой и узнав, что лесник приходил звать его на
охоту, Юрий Иванович захватил ружье и поспешил по следам друга. Войдя в лес, он услыхал
лай собак и выстрелы. Добрался зоотехник до медведя, видит: лайки со зверем возятся, а
лесника нет.
«Собаки догнали подбитого зверя, а лесник отстал», – подумал Юрий Иванович.
Приблизился он к медведю и не приметил по своей, неопытности, что тот уши заложил –
мертвым притворяется.
Вплотную подошел к нему Юрий Иванович, закинул ружье за спину и взмахнул топором,
чтобы добить медведя, а зверь как ударит лапой, – и полетел в снег топор, а рука горе-
охотника очутилась в медвежьей пасти. Хорошо, лайки выручили...
Снимая шкуру зверя, Василий Федорович обнаружил на его морде шрам. Значит, лесная
кошка успела «царапнуть» врага – глубоко вонзила когти, чуть не выдрав глаза медведю.
НАЛИМ
Если щуку называют водяным волком, то налим в своих повадках похож на барсука.
Оба – и зверь и рыба – днем не любят показываться, отлеживаются в норах до сумерек.
Оба ведут ночной образ жизни, охотятся под покровом темноты. Оба несуетливого нрава,
с ленцой. Налима прославила его замечательная по вкусу печенка...
Тащат налима из-под коряги, а он глубже туда уползает. Желая прочнее взяться, мнут
его руками, он же в ответ только вяло шевельнет хвостом. Наконец подцепят пальцами
под жабры и извлекают серовато-пегую рыбину. Обнадеженный смирным видом налима,
рыболов берет его в руки, любуется добычей... Рано торжествовать. Обильно покрытый
слизью, налим чуть вильнул и пополз из рук. Напрасно пробуют его держать крепче, –
этим приемом лишь усиливают скольжение рыбы. Плюхнулся налим в воду, – прощай
улов!
Летом, особенно днем, налим малоподвижен, но в студеной и глубокой воде и ночью
он деятелен. В темную непогожую ночь – самый лов на него. Обитатель дна, он
принимает окраску, неотличимую от грунта водоема. Это позволяет ему скрытно
подбираться к добыче. Ночной хищник не утруждает себя преследованием верткой рыбы,
– такая хлопотливая охота ему не подходит. Когда он неподвижен, то мало заметен;
затаится и напускает на себя рыбешку. Накоротке не дает спуску и крупной рыбе, хватает
её за что попало, хотя бы за хвост. А раз поймал, то уж как ни бьется голавль, а не
миновать ему налимьей утробы.
В конце зимы, закончив нерест, налим блуждает в поисках пищи. На редкость
прожорливый, он часто начинает кормежку с собственной икры. Охотится налим даже
если вместе с другой рыбой очутится в мережке. Он не толкается здесь в поисках выхода,
а вылавливает беспомощных соседей и, не торопясь, насыщается. Заглотав много рыбы,
делается округлым, а изо рта ещё торчат хвосты рыбешек, – этих, при всем усердии, не
смог втиснуть в желудок.
При такой жадности налима всякая насадка (червяк, живая или уснувшая рыба, мясо,