«Готово, мол!».
– Молодец! – тихонько хвалю его. – Ну, подавай!
То там, то здесь на миг показываются в просветах чащи взлетающие тетеревята, и я
успеваю стрелять по ним из легкого, с короткими стволами ружья.
Лучшая пора охоты по тетеревам – в сентябре. Броди тогда с легавой хоть с утра до
вечера. В осенний погожий день и собаке легче искать, не то что летом...
Размашисто скачет против ветра Ярл. Проверяя птичьи следы, на быстром ходу часто
опускает голову к земле. А кругом сочная брусника, – так и просится в рот. Полакомиться
бы!.. Но Ярл уже затормозил бег и сразу преобразился: с отчеканившимися мускулами
плавно потянул и стал.
Инстинкт первобытной собаки – бросаться на дичь, давить, рвать её – люди умело
изменили: облагороженное влиянием человека животное, вместо броска, замирает в
напряженной стойке. Статно вытянулся пойнтер с высоко поднятой головой и загоревшимися
глазами. Вразброд кормившиеся птицы прижались к земле.
Тонким чутьем пес различает, что перед ним сама птица, а не её «сидка» – уже покинутое
место.
Волнуешься, а надо спокойно послать собаку поднять выводок на крыло. Курки
взведены...
– Вперед!
Послушный Ярл, как по струнке, повел к дичи. Словно зачарованный, ждешь: вот-вот
взлет, вот-вот... «Пррр-фррр!» Загрохотала проворная стайка тетеревов и понеслась к кустам.
Пойнтер повернул голову вправо, сделал несколько шагов и вновь стал. Не подпуская к себе,
как это было летом, очень близко, по одиночке вылетали запоздавшие птицы – увесистые
молодые косачи. У них уже и косицы на хвосте отросли... Одно удовольствие класть их в
сетку...
Хороша охота по этой дичи не только в летне-осенний сезон, но и весной, и зимой.
Много у нас тетеревов. Водятся они повсюду и открыто, не то, что таежная птица рябчик.
Кто не знает краснобрового «черныша» с синевато-металлическим блеском оперения, с
лирой на длинном хвосте, с белизной подхвостья и зеркальцем на крыльях? Всем известна и
его серенькая подруга – тетёра. В глуши лесов редко встретишь тетерева, – это не глухарь. Но
там, где появились вырубки или зарастающие гари, найдешь и «полевика». Тетерев не боится
близости жилья. Наоборот, любитель перелесков, опушек, он охотно вылетает и на поля.
Особенно осенью.
В тусклый октябрьский день подходишь к овсяному жнивью, и порой глазам не веришь.
Как сборище грачей, бродит здесь огромная стая чернышей, – и откуда их столько взялось?
Это окрестные выводки полевиков сбились в стадо и кочуют теперь невдалеке от своих
родных угодий, выбирая места, где посытнее живется. Обычно косачи держатся отдельной
компанией, но они не избегают общества тетёр; встречаются и смешанные стаи...
Но вот занесло снегом поля, побелело кругом. Куда же переместились полевики? Ведь
зёрен им сейчас не найти.
В такое время, по утрам и вечерам, темными шарами висят тетерева на березах, клюют
почки, сережки...
Как только станет светлеть и прибывать февральский день, косачи окажутся вблизи своих
токовищ.
...Мартовские оттепели делают свое дело. Уже образовались вокруг деревьев воронки от
протаявшего снега. Повеяло весной. Заволновались лирохвостые, их чуфыканье и
бормотанье разносится по лесу. .
Дымкой закурились апрельские проталины. Березы наполнились сладким соком. И вот
уже азартно заиграли черныши по утрам...
Ток найти просто: игру чернышей слышно за километры. Косачи выбирают для этого
поляны, опушки, луговины, вырубки, поля с отдельными кустами или деревьями, а то и
моховые болота.
Увлекательна весенняя охота. Выследив на болоте токовище, прихожу сюда днем, в
отсутствие косачей, и ищу их следы...
Ого, как тут натоптано, и перья валяются! Значит, это центр тока. Здесь и делаю шалаш
из сосновых веток, – ведь кругом сосны, и мое сооружение не должно среди них выделяться.
Стремясь к тому, чтобы из шалаша по возможности был круговой обстрел, ставлю его возле
дерева, – так он будет мало заметен. Для обзора и стрельбы в моем укрытии есть «окна».
Удачный получился у меня шалаш; пожалуй, и сам не сразу обнаружу его, придя сюда
ночью.
Назавтра, до рассвета, подмостив еловых лапок, сижу в своем убежище.
В руках у меня ружье с резким боем, заряженное дробью № 4. Лирохвостый весной
очень крепок на рану, – перо его плотно и прочно.
Едва намечается восток... Просвистев в темноте крыльями, рядом с шалашом опустился
косач и замер в напряженном ожидании – безопасно ли?.. Чуфыкнул... Слышен даже шорох
на мху, а где он сидит, не видно, – в мутной мгле всё сливается. Не следует горячиться и
стрелять по нему, пока не подлетят и не разыграются другие петухи. Поспешность повредит
охоте: мой выстрел прервет призывный клич «токовика» и напугает остальных, и без того
настороженных, тетеревов при подлёте их к току. Если токовик будет убит в разгаре игры
косачей – полбеды, завтра найдется другой старик-черныш, и первым подаст голос. Всё же
лучше не трогать запевалу, хотя и не легко держать его всё время в поле зрения.
Немного светлеет, и, несмотря на полумрак, я вижу белое подхвостье старого токовика.
Не стреляю. А он знай чуфыкает.
Посвистывая крыльями, один за другим с разных сторон проносятся над шалашом
тетерева и опускаются вокруг своего «заводилы».
Солнце еще не показалось, но тетерева видны. Правда, предрассветный полумрак
обманчив, но убойные расстояния у меня заранее отмечены вешками. Далеко стрелять не
стоит, особенно в зоб или зад птицы – только зря загубишь прекрасную дичь: подранка не
найдешь, уйдет далеко...
Выцеливая ближайшего петуха, плавно нажимаю гашетку... Выстрел! Черныш забился и
застыл. Хочется мне полюбоваться сбитым красавцем петухом, но терпеливо сижу. Нельзя
выходить из шалаша до окончания тока. Увидев человека, тетерева потом и близко не
подлетят к этому месту или совсем покинут старое токовище.
После выстрела на току воцарилась тишина. Подняв головы, косачи застыли в
неподвижности, готовые мгновенно слететь.
Жду, пока успокоятся полевики. Пусть снова затокуют, иначе при повторной стрельбе
испуганные птицы разлетятся.
Наконец, нарушив безмолвие, чуфыкнул один из чернышей, и опять тишина. Но вот
затоковали. Вновь нарастает гул от бормотания и чуфыканья косачей и квохтанья тетёр.
Один из петухов перед самым шалашом красуется. Рдеют у него разбухшие брови,
крылья опущены, лира хвоста раскрыта веером и слегка загибается, сверкая пышным белым
подбоем. Утолщенная шея вытянута вперед, клюв смотрит вниз. Из-за длинной шеи и чуть
пригнутого к спине хвоста туловище петуха кажется коротким, кургузым.
Наклонив голову, льет в самозабвении черныш нежное бульканье в честь скромных
сереньких тетёр. Рывком подпрыгнув, издает он задорно вызывающее «чу-фы, ччуф-фышш»,
– это соперникам: «Здесь, мол, я, готов на драку». И стремительно наскакивает на
противника. Случается, в жаркой схватке и перья летят.
Но взаимные наскоки косачей не всегда заканчиваются боем. Устремятся петухи
навстречу друг другу и, кажется, вот-вот схватятся, но... это только брачная игра.
Сблизившись, соперники мирно поворачивают вспять.
Охотники легко подражают чуфыканью тетеревов, но бормотанье передать труднее.
Иногда, в начале игры, у петуха получаются воркующие звуки, вроде «рру-рру-рру».
Разыгравшись, он бормочет что-то похожее на слова, произносимые скороговоркой и с
закрытым ртом: «отворотповорот».
Во время бормотанья черныши ничего не слышат, но, увлеченные токованием, они