В зимнюю пору, утром или вечером, когда тетерева кормятся на березах, мы с товарищем
успешно охотимся на них с подъезда: один сидит в санях с ружьем наготове, а второй правит
лошадью, – но не прямо на птиц и не в тыл им, а будто мимо проезжает.
Своеобразна прелесть этой охоты. Тихо в зимнем лесу. Заиндевевшие березы увешаны
чернышами. Нахохлившись, отдыхают птицы, иные, трепеща крыльями и осыпая иней,
срывают почки. Глядишь, забеспокоились косачи, сейчас снимутся, – пора стрелять.
Но вот зачастили снегопады. Пушистой гладью заровнялись рытвины, пни и кочки
лесных полян и вырубок. Мягкий покров так глубок, что не пройти и не проехать. Зато на
лыжах – всюду путь. Тут уж и охота на тетеревов становится иной. Только сначала надо
выследить их.
Издали виднеется стая полевиков на березах. Зашевелились они на ветвях, вытягивая
шеи и посматривая вниз, и вдруг с разлету, сложив крылья, ныряют под снег...
Бесшумно скользят лыжи... Впереди на чистинке уже заметны ямки. Неожиданно из-под
самых ног охотника, вздымая белую пыль, с треском вылетают из лунок черныши...
Всё плотнее становится снежная толща, всё крепче делается корка на ней. Не пробить её
полевикам, и они забиваются в хвойник. Кончена зимняя охота по тетеревам.
Гудит, завывает февральская вьюга, а охотнику уже рисуются заманчивые картины охоты
на весенних токах.
ГЛУХАРЬ
1
На переломе ночи к рассвету дремотный мрак будто сгущается. В такую пору идешь по
подмороженной мшаге. Только крошится ледяная пленка в мягком мху под ногой. Всё дальше
углубляешься в незаметно редеющую мглу кочковатого болота, в темень соснового острова.
То и дело отводишь рукой от лица колкие лапы хвои.
В посветлевшем небе уже округляются очертания сосновых маковок. Скоро наметятся и
просветы меж ветвей.
Чутко вслушиваюсь... Что это? То ли запоздалое журчанье в ямке мшарины,
затягивающей мокрый след моих шагов, то ли трель из щебетанья ласточки, то ли дятел
постукивает? Но ведь ласточек здесь не бывает, а дятлу рано, – спит он ещё.
Это в лесной глуши запел глухарь. Даже не охотнику, а просто любителю природы, стоит
послушать удивительную и простую песнь глухаря. Без ружья и наблюдать лучше:
подметишь то, что неминуемо проглядишь в пылу «охотничьей лихорадки».
Огромная птица с таким увлечением играет, что совсем не слышит в это время. А отчего
глохнет – никто точно не знает. Одни утверждают, что отросток нижней челюсти глухаря
заслоняет при пении слуховой проход. Другие указывают на набухание от прилива крови
особой складки, которая под давлением черепной косточки закрывает ушное отверстие. Есть
мнения, что причина потери слуха кроется в весеннем возбуждении петуха.
Словом, загадка глухариной глухоты до сих пор толкуется по-разному.
Крупная и тяжелая птица глухарь, а взгляните на него в лесу, на воле: перо приглажено,
осанка статная. Особенно, когда, чуть подавшись вперед, он готов слететь, невольно
залюбуешься стройным силуэтом каштаново-бурого красавца. Большая темносерая в крапе
голова его, с изогнутым по-орлиному клювом и пучком перьев, вроде бородки, украшена
полудугой алых бровей над черными глазами. Зоб черный, с блестящим зеленоватым
отливом. Грудь чернобурая. На темных перьях длинного хвоста пестрят ряды белых
пятнышек. Пальцы оперенных ног в оторочке из роговых пластинок, – чтобы грузный петух
не проваливался в снегу и не скользил по обледенелым веткам. Среди лесной дичи нет
равных ему по величине.
Коричневатая с рыжей грудкой глухарка выглядит проще.
Глухой певец очень удачно назван глухарем. Но есть у него и другое имя – «мошник».
Оно дано ему за его привязанность к лесам, где раскинулись моховые болота.
Часто говорят о каком-то неимоверном весе глухарей – в семь, восемь и больше
килограммов. С этим нельзя согласиться. Никогда не приходилось мне встречать весенних
мош-ников тяжелей четырех-пяти килограммов, и то – старых. Молодые легче. Осенью
упитанные глухари могут весить на килограмм больше.
Полная захватывающих впечатлений весенняя охота на глухаря несравнима ни с какой
другой охотой по перу и надолго остается в памяти охотника.
2
На краю боровой гривы стоят небольшие сосенки, засыпанные снегом. Их зеленые
верхушки маленькими кустиками выглядывают из белых сугробов. С хрустом обрывая
хвойные побеги, бродит здесь по плотному снегу стайка глухарей, Среди них не видно
глухарок: они обычно живут отдельно.
Вот самый большой длиннохвостый мошник перестал дергать пучки зеленых игл и
напыжился. Вдруг он встрепенулся и ни с того ни с сего бойко клюнул подвернувшегося
соседа. Под скупыми лучами февральского солнца задира преобразился: вскинув голову и
волоча крылья, он жесткими концами их бороздил снег и на ходу пощелкивал. Похоже на то,
что дело идет к концу зимы!
И хотя снежный груз всё ещё лежит на ветвях, лучистое солнце день ото дня выше и ярче
светит над лесом. Отошел припай зернистого снега, рушатся с сосен белые «гирьки»,
пробивая рыхлеющий наст, с шорохом сползает еловая навись, то там, то здесь, качнувшись,
выпрямляется ветка. Ночью березы и осины стоят обледенелые, днем – кора их влажна.
Как только утреннее солнце озаряло маковки сосен, мошники спешили к местам своих
постоянных токов. Тут они рассаживались по верхушкам деревьев, будто ожидая чего-то.
Самые старые петухи первыми отзывались на увеличение дня: они слетали вниз и с
прищелкиваньем разгуливали по болотине, оставляя на снегу следы лап и черточки – метки
от распущенных крыльев.
Это – вступление к предстоящим токовым играм. Раз глухари «зачертили», – недолго
осталось ждать начала их весенних песен.
Следы с «чертежами», замеченные охотниками, заранее указывают места токовищ.
Тока чаще всего бывают в хвойном лесу, затем – в смешанном и реже – в чернолесье.
Как правило, глухари играют в глуши лесных просторов. Обычней всего, это влажные
моховые болота то с плотным, то с редким корявым сосняком. Закраины таких низменных
мшаг, незаметно повышаясь, переходят в острова соснового бора, поросшего кое-где
ельником, осинами, березами. Примерно по кромке боровой гряды и рассаживаются по
деревьям птицы.
Весна всё больше и больше дает себя чувствовать. В хвойном лесу ещё снег, но в голом
чернолесье на проталинах зацветают подснежники.
Петухи теперь с вечера торопятся лететь на ток, а на рассвете уже поют на деревьях.
Потеплеет, – они заиграют ещё раньше – затемно.
Тут и открывается охота на них. Начинать её следует с вечернего подслуха.
Мошники необычайно привязаны к своему токовищу. Они посещают его до тех пор, пока
не будут все перебиты, что, к великому сожалению, случается ещё довольно часто.
Впрочем, ежедневно тревожа певунов настойчивым и неумелым преследованием, можно
вынудить их временно рассеяться по окрестностям.
Но как только минует невзгода, глухари возвратятся на старое место. Новый же ток
образуется не сразу.
3
Весенним вечером, часа за два до захода солнца, прихожу к току на подслух, чтобы
проверить слёт глухарей. Удобно облокачиваюсь о ствол дерева. Защитный цвет одежды
сливается с окружающим фоном.
Стою в развилке сосны на грани боровой гривы и мохового болота с низкорослым
хвойником, охваченного, как подковой, островами высокого краснолесья. Осматриваюсь. Из
снега проглядывает кочка с серой осокой. Не пойму, отчего это на ней так ослепительно