Привалов бросил на меня быстрый взгляд.
— Это идеалисты. А мы материалисты. — Неожиданно он обернулся к Чергинцу: — Сергей Игнатьевич, вы что такой мрачный?
— Не нравится мне эта затея, — тихо сказал Чергинец.
Хорошо, что партизаны, отошедшие в сторону с приваловским ватманом, этого не слышали.
— Мне тоже не очень, — ответил прокурор. — Но немы с тобой это придумали.
— Зачем вам это нужно? — вдруг громко спросил Чергинец, обращаясь к партизанам. Все повернулись к нему, но он не смутился. — Пережить то, что было? Но ведь вы прекрасно знаете, что среди вас нет того, кого вы ищете. Или подозреваете. Хотите вернуться в молодость? А если кого-нибудь тут хватит инфаркт? Что тогда?
— Значит, так тому и быть, — спокойно ответил Гурба.
— И не твое, Сережа, дело, что будет с нами, — добавил Мелентьев.
Баляба бросил на Сергея недобрый взгляд.
И только Мукимов догадался, как разрядить возникшее было напряжение:
Мукимов так весело засмеялся, что никто из нас не смог удержаться. Даже у Балябы на лице появилось подобие улыбки. Сергей покраснел, махнув рукой, но тоже не утерпел и улыбнулся.
А Мукимов воспользовался ситуацией и взял бразды правления в свои руки. И правильно сделал: в конце концов Привалов с чертежом прибыл сюда не как прокурор, а как частное лицо.
— Итак, мы четверо — это мы четверо и есть, — пожалуй, впервые за эти дни лоснящееся лицо Мукимова стало решительным и сосредоточенным. — Роль командира мы решили поручить вам, Святослав Владимирович, действия Олеся Щербатенко повторит моряк Гриша, Антоши Решко — наш дорогой доктор, а умерших наших друзей, — Евгения Бездольного и Валерия Фогеля — вот эти двое молодых людей, — показал он рукой в сторону Чергинца и Елышева. Потом добавил: — Валерка и Женя были как раз в вашем возрасте тогда, но даже до тридцати не дожили, в сорок пятом вернулись из-под Праги, один без ног, другой с двадцатью осколками в теле. Два-три года еще протянули по госпиталям.
— Помолчим минуту, помянем, кого нет с нами, — вдруг произнес хриплым голосом Баляба.
Я впервые услышал его голос. О чем он думал, когда шел сюда вдоль Днепра, тяжело вдыхая сырой воздух с реки? Наверное, останавливался передохнуть и молча смотрел на реку, поглотившую его и их прошлое, может быть, самое высокое, что они знали в своем прошлом. «Куда унесла черная вода лепестки тех алых роз, что бросил в Днепр Мукимов?» — почему-то подумал я.
И так в тишине прошла минута. Пока не раздался откуда-то издалека свисток речного буксира.
Мелентьев стоял рядом с Чергинцом и, когда свисток буксира нарушил тишину, сказал Сергею:
— Как ты можешь судить нас? Может, каждый из нас втайне жалеет, что не погиб со всеми?
— Извините, Иван Дементьевич, — прошептал Сергей.
Гурба стоял рядом с Малыхой.
— Я думал сейчас о твоих родителях, Гриша, — Я тоже.
Баляба стоял рядом со мной. И молча, исподлобья смотрел вниз на реку.
Мукимов стоял рядом с Приваловым.
— С чего начнете, Фархад Мукимович? — спросил прокурор.
— С высадки. Итак, представьте себе все, что там, внизу, за бурьянами пристал наш каюк. Не успели мы подняться сюда, как услышали стрельбу на северной и восточной сторонах нефтебазы, то есть там, куда подошли те две группы. Мы же находимся с южной стороны. Не отдельные выстрелы, а сумасшедшая стрельба. Сразу стало ясно, что обе группы нарвались на охрану. И явно усиленную. Как мы и предупреждали командира.
— Кто это — мы? — спросил Привалов.
— Антоша Решко, — Мукимов показал на меня, — и я. Он — по связи с городом, я — по логике.
…Услышав стрельбу, командир Волощах сразу все понял.
— Он посмотрел на меня и до крови закусил губы, — сказал Мукимов. — Как думаешь, Миша, он сразу все понял?
Гурба утвердительно кивнул.
…Волощах приказал Решко, Гурбе и Щербатенко следовать за ним, попытаться помочь группе, заходившей с востока, с реки, а остальным под командованием Мукимова продолжать по плану движение вдоль южного забора нефтебазы.
Привалов, Малыха, я и Гурба отошли в сторону. Остальные стали взбираться на склон холма, по которому мы спускались, когда подъехали сюда.
— А мы что должны делать, Михаил Петрович? — спросил я.
…Командир с тремя партизанами прошел не больше сотни метров вдоль восточного забора — между забором и рекой, когда понял, что приблизиться к той группе партизан не удастся: узкую полоску суши простреливал немецкий пулемет. Волощах дал команду Решко и Щербатенко возвращаться назад, к Мукимову, Гурбе оставаться на месте и ждать его ровно пять минут, а сам исчез в темноте, в направлении реки.