— Возвращение — всегда печаль, — сказал он.
А я отошел к машине, оставив Мукимова одного. Думал, что он нуждается в одиночестве. Однако гость, будто испугавшись, что мы бросим его тут одного, поспешил за мной.
— А теперь в гостиницу, — сказал он, плюхнувшись на заднее сиденье, отчего «Волга» закачалась на рессорах.
— Ну уж нет, — возразил я. — Вы — мой гость.
— Я не стесню тебя, сынок? — навалился он на меня.
— Холостякам жить проще. У меня же еще два дома: горздрав да больница.
С нескрываемой благодарностью он посмотрел на меня. А меня мучило сознание, что в мыслях я еще недавно оскорблял недоверием такого замечательного человека.
Дома он достал из чемоданчика две пиалы с причудливыми рисунками, фарфоровый чайник, квадратное полотенце, вяленую дыню на вощеной бумаге. Все это отнес на кухню, аккуратно сложил на столе.
Чемоданчик остался открытым. Я невольно заглянул в него: диковинной показалась мне обложка книжки, лежавшей на дне чемоданчика. Прочитать название я, понятно, не смог: откуда мне знать эту витиеватую вязь?
— Автор жил в первой половине пятнадцатого века, пояснил мне Мукимов, вернувшийся с кухни. — Ибн Арабшах. Тимур привез его в Самарканд из Багдада. Это мне подарок. Студенты нашли где-то на юге республики. К сожалению, один томик, а их — несколько. «Факихат альхулафа», что означает: «Приятный плод для халифов». Сказки северного Ирана. Такой замысловатый язык, что мои студенты схватились за головы. Но, как говорят на Востоке, за голову хватается тот, кто поздно вспоминает о ней. До сих пор так говорят.
— Фархад Мукимович…
— Сынок, зови меня дядя Федор. Так меня и в отряде звали — Федей, а то и просто Мукимом. Примерь-ка.
Под книжкой оказался сложенный вчетверо цветастый шелковый халат.
— Мне? Что вы? Зачем? Такой дорогой подарок! — Я улыбнулся и, чтоб успокоить гостя, попытался пошутить: — Я даже от своих пациентов таких дорогих презентов не принимаю.
— Правильно! Понимаю! Не хватает тюбетейки? Но кто сказал, что ее нет?
Тюбетейка была расшита серебряной нитью.
— Вот я уеду, а ты как-нибудь вечером будешь коротать время, наденешь халат и тюбетейку, заваришь чай — как я научу — и вспомнишь своего утомительного гостя. А теперь — чай. Только чай с дороги. И не косись на сервант, — он похлопал себя по левой стороне пухлой груди, — крепкое пью раз в году. Когда встречаюсь с теми, с кем воевал, партизанил.
— Федор Мукимович… дядя Федя, хотите встретиться со своими товарищами?
— Почему же нет? Я приехал прежде всего встретиться с тобой. С ними я встречался. По отдельности. А тут Ваня Мелентьев написал, что надо бы посидеть всем вместе, потолковать. Что-то он хочет выяснить, проверить. Так я не прочь.
— Что-то выяснить? Значит, он не исключает, что отряд предали?
— И я не исключаю. Даже уверен в этом. Но только никто из наших. Кто-то в городе. В плавнях предателя не было. А за весь город кто может поручиться?
Он накинул на меня халат:
— Будто по заказу шили. Сделай милость, позвони Мелентьеву. Скажи, что я приехал. То-то он удивится. И, если не возражаешь, пригласи его к нам. Я такой чай устрою! Ваня говорит, что мой чай молодость ему возвращает.
По дороге в аэропорт я решил, что приглашу гостя в наш новый ресторан «Сичь». Но пришлось согласиться с ним, и я позвонил на нефтебазу.
24
Мелентьев несказанно обрадовался. Обещал бросить все свои дела и немедленно приехать.
— Могу встретить вас, чтобы не искали.
— Найду, выезжаю. — Он первым положил трубку.
Пока я размышлял, как бы пригласить на чай и Привалова, Мукимов, словно прочитав мои мысли, предложил:
— Ты позвони Привалову, поблагодари от моего имени за машину и спроси, не выкроит ли часок из своего драгоценного времени на чаепитие.
Спустя полчаса мы накрыли журнальный столик на четверых. Пиалы поставили перед гостями — Мелентьевым и Приваловым. Мукимов возился с чаем на кухне, я подсоблял ему, пытаясь запомнить рецепт приготовления напитка.
С первого раза запомнить — задача безнадежная. Сперва фарфоровый чайник заливался крутым кипятком, затем высушивался над газовой плитой, потом чай из разных пакетиков накладывался какими-то порциями, создавалась жижица, густела под пристальным взглядом Мукимова, он подливал воду, жижица снова густела, досыпал заварки из очередного пакетика, снова заглядывал в чайник, то укрывал его полотенцем, то снимал с плиты, то увеличивал пламя.