Однако Фидлер сделал еще одно сообщение. Он вспомнил, что в начале июня пожаловался Тэссье на сладковатый запах, который исходил из подвала № 13. Этот подвал принадлежал Фидлеру, но он им никогда не пользовался. Ключи были у Тэссье, и он ответил Фидлеру, что запах исходит от поврежденной трубы туалета.
Услышав это, Бэль поспешил на улицу Могадор. Там он застал Жусселена и нескольких инспекторов, которые спускались по винтовой лестнице в подвал. Впервые Бэль не смог скрыть своего волнения, когда очутился перед дверью подвала, потолок которого образовывала лестница. Когда открыли дверь, он понял, что нашел то, что искал: абсолютно темное, покрытое угольной пылью помещение, в котором спокойно можно было спрятать человека. При первом же луче света на стене все увидели трех бесцветных маленьких насекомых. Бэль сам забрался в кладовку и собрал насекомых, а также пробы угольной пыли и слоя грязи с пола. Обследуя каморку сантиметр за сантиметром, Бэль обнаружил много зеленых волокон и осколки камня. Хотя работа была очень утомительной, он ни разу не передохнул, пока не собрал все, что вызывало сомнения, и тотчас отправился во Дворец Правосудия, чтобы приняться за исследования. Он делал одно открытие за другим: обнаружил кровь человека, угольная пыль оказалась антрацитом, осколки камня — частицами шлифовального диска, идентичными частицам, обнаруженным в волосах потерпевшего. Зеленые волокна оказались шерстью и, за одним исключением, были идентичны волокнам, собранным с рубашки Буле. Маленькие насекомые — слепые жучки, а микроорганизмы — которые были найдены на рубашке и брюках Буле.
Разве оставались еще сомнения, что убитого спрятали в том темном таинственном закутке, ключ от которого Тэссье скрывал не без причины? Был только один невыясненный вопрос: откуда на пиджак и шляпу Буле попали дрожжевые грибки? Но к 6 декабря все стало ясно. На питательной почве собранные Бэлем пробы из угольного ящика дали грибковые культуры. Речь шла о таких же грибках, как на пиджаке, жилете и шляпе. Теперь Бэль был уверен, что пиджак, жилет и шляпа хранились в угольном ящике подвала № 15, а труп — в каморке под лестницей.
Получив доклад Бэля, Жусселен, дивизионный комиссар Бартелеми, Рибуле и несколько других сотрудников полиции поехали на улицу Могадор. Там к ним присоединился Бэль. Теперь они произвели тщательный обыск в квартире Тэссье и возобновили поиски недостающих кусочков билета метро. В квартире они нашли только зеленое шерстяное трико, волокна которого совпадали с зелеными волокнами, обнаруженными на одежде Буле. Работа в подвале № 30 привела к полному успеху. Инспекторы Леруа и Кост, просеивая много часов подряд пыль с пола подвала и сотрясаясь от кашля, нашли, наконец, недостающие обрывки билета. На верхней половине разорванного билета стояла надпись: 15124–05. Это означало: 151-й день 1924 года,5 часов утра, т. е. 30 мая 1924 г., день, когда исчез Буле, и время, в которое он ежедневно садился в поезд метро.
Когда год спустя, 13 декабря 1925 г., суд присяжных в Париже приговорил Лазара Тэссье за убийство к десяти годам тюрьмы, то произошло это без признания консьержа, сохранявшего спокойствие на протяжении всего процесса. Рибуле за год не смог найти дополнительных свидетелей преступления и доставки Луи Буле в Булонский лес. Поэтому естественнонаучная работа Бэля и его анализ пыли оказались на переднем плане расследования и процесса. Это привело к ожесточенным и бесплодным спорам с представителями старой криминалистической школы, которые пытались доказать, что Тэссье можно было найти и доказать его виновность и без помощи науки. Бэль в своем личном отчете о деле дал единственно возможный ответ: „Наша работа доказала, что потерпевший был убит в подвале и что его тело хранилось там некоторое время… Она ничего не сказала об отдельных обстоятельствах его смерти. Запланированное ли это убийство или результат мгновенной эмоции? Наносились ли удары с целью убить его? Имелся ли в подвале сообщник и какую играл он роль? Ответы на эти вопросы могли дать только свидетели… Истина всегда лежит между новыми теориями, которые слишком быстро сменяются, и рутиной, которая слишком упорна и неподвижна. Как бы ни был велик научный прогресс в будущем, лаборатория одна никогда не сможет решать проблемы, связанные с преступлением, да это и не может быть целью. Но многое останется невыясненным, если не прибегнуть к помощи лаборатории… Я убежден, что лаборатория сможет решать большие задачи, значение которых трудно сегодня предвидеть… "
Так дело Буле — Тэссье стало историческим,, нашумевшим делом" в развитии исследований пыли во всех аспектах. Правда, Бэлю довелось следить за этим развитием не более пяти лет, на протяжении которых успех сопутствовал его работе, росло признание. Можно сказать, что это был триумф. Но в конце концов Бэль не избежал не только высокомерия, которое приходит обычно вместе с легким успехом, но и ошибок, излишне доверившись научным достижениям и поспешно используя их. Вероятно, парижская газета „Эксельсиор" правильно охарактеризовала Бэля, когда писала: „Он… не говорил ни о чем другом, кроме как о своих реакциях, пробах, реагентах, историях с отпечатками пальцев и случаях исследования пыли. Он вращался в мире мельчайших частиц… Для него не было ни грязи, ни чистоты. Для него существовало только одно: материал исследования и непредвзятый анализ… Однажды в суде защитник пытался его уличить: „Итак, этот человек убийца!? " Бэль возразил: „Я этого не знаю. Утверждать — это не моя обязанность. Но ботинки, которые фигурируют в качестве вещественного доказательства под номером 930 МО, покрыты грязью из сада участка по улице № 17". Адвокат Кампенши однажды возмутился: „Ах, господин Бэль, вы все знаете. Вас можно сравнить со спустившимся на землю богом, который воплощает в себе нашу безгрешную науку. Вы никогда еще не ошибались… " Бэль ответил, и этот ответ наилучшим образом характеризует его: „Наверняка я ошибался, но только не сегодня".