— Уродина! — прохрипел Дирик и вернулся в бункер; он лег на нары и стал думать, как ему перехитрить собаку.
Наконец он кое-что придумал, удовлетворенно хмыкнул и покосился на бутылки с самогоном; они поблескивали, объемистые, пузатые, соблазнительно близкие, но между ними и Дириком стоял пес, ставший проклятием для своего хозяина. «Ну, мы еще посмотрим, кто кого...»
Наутро Дирик положил автомат со спущенным предохранителем на кучу хвороста возле бункера, пристроив его так, чтобы собака, даже подойдя близко, не смогла увидеть оружие. Затем взял мяса и хлеба, вышел опять и стал звать Сатану. Звать и ждать пришлось долго, очень долго, он замерз, расхаживая перед кучей хвороста, закоченел и с каждой минутой свирепел все больше.
— Сатана, Сатана! Сивый ты дьявол... Из-за него мне подохнуть тут с голода придется, живьем сгнить... Сатана-Сатана-а-а!...
Дирик уже охрип, накричавшись на холодном ветру. Он топтался у кучи хвороста, как прикованный к ней невидимой цепью.
Стало уже смеркаться, когда Сатана черной тенью мелькнул в ельничке; вначале показались только грудь и голова — уши торчком, глаза, устремленные на Дирика.
— Пес, пес, хороший пес! На, на, возьми! — шепелявил Дирик замерзшими губами и бросил собаке кусок мяса через кучу хвороста.
Сатана медленно, недоверчиво подошел к мясу, потом, наверно изголодавшись, схватил его — даже зубы щелкнули, — проглотил и застыл на месте.
Дирик стоял у хвороста; стоило только протянуть руку и нажать спуск, но он хотел, чтобы собака подошла еще ближе: второй раз промахиваться нельзя, иначе...
— Пес хороший, хороший, вот тебе еще, кушай, на! — приговаривал Дирик, бросая кусок за куском.
Ну что это за дьявол такой? Ближе он все-таки не шел и мясо хватать перестал, даже морду больше не опускал к земле, только глазел на человека сторожко и зло, будто читая его мысли.
Дирик медлил протянуть руку за оружием. Мгновения бежали, сумерки сгущались, сейчас придется вообще разойтись — скоро ничего уже не увидишь. Надо стрелять, будь что будет, собака еще ни разу не подходила так близко. «Да, но эти елки. Успеет отскочить туда... Отложить до завтра?» — думал Дирик. Вдруг разозлился, провел по лбу и глазам ладонью: «Чего я канителюсь?! Человеческие жизни обрывал в мгновение, в четверть мгновения, а тут...»
Дирик стиснул зубы, молниеносно схватил автомат; на весь лес затрещала очередь, полетели срезанные еловые веточки, снег и мох, взвыла убегавшая собака.
Дирик бежал по следам Сатаны, уже ни о чем не думая, бежал и стрелял, пока не кончился диск; когда умолк автомат, он остановился и процедил сквозь зубы:
— Сатана... Настоящий сатана... Ушел!
Он стоял, тяжело дыша, разъяренный, готовый кричать от безумной злобы, биться головой о деревья. Вдруг что-то вспомнил, опустился на землю, посмотрел вокруг. Мелкие темные крапины — кровь... Все-таки .кровь!
— Ну, слава богу! Попал, попал! Может быть, уродина ранена смертельно и уже издыхает! Ну конечно, смертельно, конечно, издыхает!
Он зашел в бункер, немного остыл и пришел в себя. В бункере было так же холодно, как на воле: подкарауливая собаку, Дирик не вытопил днем печурку.
Он внес дрова — показалось мало, он носил и носил, сваливая поленья перед печуркой.
Наконец, когда через груду дров уже едва можно было достать до дверцы, он разжег огонь, сел перед ним и стал греть дрожавшие руки.
— Дрожат как у старика, будто камни ворочал. Тьфу! С чего бы? Ведь теперь все, аминь, гроб и могила, с этим несчастьем покончено, во веки веков аминь! — бормотал Дирик, яростно потирая руки, мало-помалу согреваясь и успокаиваясь.
И вдруг... Не может быть!..
Дирик вскочил, вытянул шею и прислушался.
Там, в ночи, выла собака, выла громче и страшнее, чем когда-либо; выла, даже нет — завывала; протяжные, жуткие звуки резали ухо — собака, должно быть, близко, издали завывания не были бы так хорошо слышны.
Дирик сдернул с головы шапку, слушал и слушал, гадая: «Тут он, определенно тут, у самого бункера. Подыхать притащился... Подохнет... Замолчит...»
Завывания не смолкали, они доносились будто из самой преисподней, от них стыла кровь. Дирику казалось: железные пальцы сжали его макушку, подняв волосы дыбом. Он застонал, споткнулся о кучу дров и, ушибив колени, кинулся к автомату, брошенному на нары, вставил новый диск: держа оружие наготове, пошел к двери, прислушиваясь, медленно, будто на каждом шагу надо было преодолевать сопротивление. Дулом автомата оттолкнул дверь, прижался к косяку.