Когда я открывал окно, Лили пошевелилась, но не проснулась.
Подойдя к кровати, я с трепетом опустился на колени. Передо мной спали два самых дорогих в моей жизни человека.
Рыжие кудряшки малышки разметались по подушке. Лица её я не видел: она спала на боку, повернувшись к матери. Зато я мог беспрепятственно смотреть на лежащую передо мной женщину, радуясь, что ни одну чёрточку любимого лица так и не смог забыть. Длинные пушистые ресницы, яркие губы, чуть приоткрытые во сне, белокурые локоны, нежная кожа… Мне нестерпимо хотелось поцеловать Лили, но что-то меня останавливало.
И чем дольше я смотрел на неё с нашей дочерью, тем отчётливее понимал, что на этом всё. Моя миссия выполнена. Я не допустил трагедии. Я спас их. Теперь надо вернуться. Осознание этого было настолько острым, что я согнулся как от удара.
Да, всё было именно так и никак иначе. Я мог бы провести всё время мира, наблюдая, как они спят, но это было их время - не моё. Их жизнь - не моя. Каждая секунда, проведённая здесь, чревата для меня безумием там.
- Спите блаженным сном, ангелы мои. Спите…
Каких же сил стоило мне отвернуться. Ещё больших - закрыть дверь в спальню, спуститься на первый этаж и выйти на улицу.
Не осталось ничего. Моя жизнь была сосредоточена на тех, кто сейчас спит в этом теперь уже тёмном доме. Может, мне удастся найти их в будущем. Может, Лили будет ещё жива, когда я в следующий раз увижу её. Может быть, моя дочь…
Каждый шаг, отдаляющий меня от них, был чудовищно трудным. Сердце разрывалось, не желая покидать это место, этот дом, и я не сразу осознал, что не вижу оставленного мной тёмно-серого «бьюика».
Но его не было.
Как не было никаких следов на уходящей вглубь леса дороге. Только белое, ровное, занесённое снегом полотно.
И тогда я понял, что чудо, о котором я горячо молился, произошло.
Мне позволено остаться.
Недолго думая, я развернулся и побежал обратно к дому.
Но, сделав несколько шагов, остановился и поднял глаза к золотому зимнему рассветному небу.
- Спасибо! – тихо произнёс я. – Кем бы ты ни был, спасибо!
Взбежав по крыльцу, я вошёл в дом, чтобы поцеловать ту единственную, что ждала меня здесь, и, наконец, познакомиться со своей дочерью.
Вместо эпилога
- Мисс Свенсон, - окликнул меня голос дежурной медсестры. – Это оставили для вашего отца.
Я взяла протянутый ею небольшой плотный конверт.
- Что здесь?
- Вероятней всего, письмо, - женщина пожала плечами. – Я не захотела беспокоить мистера Свенсона. Решила сначала показать это вам.
Поблагодарив её, я открыла конверт и достала оттуда небольшую рождественскую открытку.
- О, какая интересная вещичка! – восхищённо промолвила медсестра. – Я в детстве собирала открытки. Эта точно откуда-то из сороковых.
Я перевернула её, посмотрев на оборот. Лишь одна надпись от руки, сделанная чернилами – «25.XII.1948». Эта дата мне ни о чём не говорила. Очень странно! Может, отец знает?
- А кто её принёс? - поинтересовалась я.
- Пожилая женщина. Очень красивая. Лет шестидесяти. Попросила передать мистеру Свенсону лично в руки.
- Спасибо ещё раз. Вероятно, это одна из знакомых родителей.
Отец выглядел хорошо. Уже ко вчерашнему вечеру его перевели из реанимации в отдельную палату, и мы с мамой даже успели немного украсить её к Рождеству.
- Динь-динь-динь, с Рождеством, пап! - Я поцеловала его в морщинистую щёку. – Ну, как ты сегодня?
- Нормально, детка. С Рождеством и тебя. А где мама?
- Она будет к полудню, я велела ей отдохнуть. Ты нас так напугал, папуля! Больше никогда так не делай.
- Не буду, - улыбнулся в ответ отец.
- Кстати, ты, оказывается, обзавёлся поклонницами! – Я протянула ничего не понимающему отцу открытку. - Поздравления тебе шлют через медсестёр.
Он долго её рассматривал, а я тем временем, достала из сумки небольшую игрушечную ёлку и раздумывала, куда бы её поставить.
- Ах, он сукин сын!
От удивления я чуть не подпрыгнула: никогда не слышала, чтобы отец ругался.
- Ты чего, пап?
- Он сделал это! - вскричал он. - Чертовски везучий сукин сын! Сделал! Я не смог, а ему удалось! Удалось, вот ведь!
И затем к моему высочайшему изумлению впервые в жизни я увидела, как плачет мой отец.