- А как же мой рисунок? Мама ведь увидит его? - он с надеждой крикнул это на весь первый этаж. Глаза были заплаканы, но слёзы с них больше и не катились — Юки словно старательно задерживал их, чтобы не показывать, насколько он на самом деле по-детски слабый.
- Конечно, увидит, - заверила его Ино, натянуто улыбнувшись и разжав осторожно ладошку мальчика, держащую свитер Сая. - Её подлечат, а когда поправится, она увидит твой рисунок.
Он снова опустил глаза, посмотрев на красную капельку краски, смешанной с горечью, на листе бумаги. Утешало то, что она поправится и увидит его рисунок… но они снова врали! Юки не сомневался в том, что всё это было ложью, а его мама на самом деле в тяжёлом состоянии. Почему они опять ему лгут? Почему не хотят сказать правду? Он вновь всхлипнул, ещё ниже опуская голову, и тяжело вздохнул, прислонив к себе рисунок. Ничего не оставалось, кроме как снова поверить им, кроме как снова довериться этой блондинке и этому брюнету, которые предпочли поводить его за нос, нежели сказать как есть. Малыш слегка нахмурил тонкие брови, опустив глаза, и тут же смело поднял их, воззрившись на Сая — вряд ли этот взгляд был всепрощающим и снисходительным, мужчина это понял по первому взгляду мальчугана на него.
- А куда мы тогда сейчас? - несмотря на свой не особенно дружелюбный взгляд, обращённый к парню, малыш спросил это с большой надеждой и весьма тихо, переведя взгляд на Ино, моргнув.
Как же быстро дети способны менять плохие эмоции на хорошие, не так ли? Сай чувствовал себя виноватым после этого взгляда и внутренне корил себя за то, что не смог сказать Юки правды и сейчас. Он вновь соврал, и снова Юки станет больше ненавидеть его.
- Подождём, пока маме будут поправлять здоровье? - вздёрнула бровь девушка, ободряюще улыбнувшись и взяв Юки за руку, направившись к нужному этажу. - Покушаешь пока.
- Хорошо, но я не буду есть, - покачал головой мальчик. Ему и вправду не хотелось есть, однако… маленький животик предательски заурчал, и Юки, густо покраснев, пробормотал: - Если только чуть-чуть.
Она повела их к триста двадцать восьмому кабинету, где как раз шла наверняка тяжёлая операция. Ино даже не представляла, каково сейчас там Саске, если он оперирует её… что он чувствует? Вспыхнули ли в нём те самые эмоции, которые он чувствовал раньше? Загорелся ли тот самый огонь, который всегда загорался при одном только взгляде на очаровательную девушку с розовыми, причудливого цвета волосами? Может быть, Ино не знала… она шла в каком-то подавленном состоянии наверх, и Сай придерживал её за локоть, видя, что Ино сейчас ни до чего нет дела. Сухие губы, обычно нежные и накрашенные бледно-розовой помадой, потрескались, были немного приоткрыты, и девушка то и дело прикусывала нижнюю, стараясь сосредоточиться. Она чувствовала, как мальчик, идущий рядом, крепче сжимает её тонкую ладонь, стараясь едва не бежать к нужному кабинету. Юки сдерживался — это было видно. Он не заплакал навзрыд, чего от него ожидала блондинка, — казалось, ему даже несвойственны были слёзы.
Сай остановился возле белой двери, посмотрев на номер, указанный на ней. Триста двадцать восемь. По внутренней паранойе ему казалось, что число окажется роковым. Он слегка покачал головой, заложив скрещённые пальцы за спину, и отправился медленным шагом мерить длинный, немного узкий коридор. Здесь не было ни единого человека, который мог бы посидеть с ними рядом, на мягкой скамейке рядом с операционной, и утешить, погладив по плечу. Хватило бы просто банального «всё будет хорошо» - именно этого сейчас, оказывается, и не хватало.
То и дело высокий мужчина в коридоре останавливался, посматривая на часы или в окно. Валил снег, а сумерки сгущались. Постепенно наступала тяжёлой своей ногой ночь. Она приходила неожиданно, и её уж точно в этом городе не ждали. Ночь означала мрак и тишину. Ночь — темнота, которой боятся не только дети, но порой и самые смелые взрослые в одиночестве. Ночь никогда не бывает ласкова или добра — она порой только помогает скрывать слёзы и никому о них не рассказывать. Ночь — старуха, закутанная в наполовину дырявый, прожжённый горькими ядовитыми слезами плащ.
Трясущимися маленькими ручками Юки принялся поглощать рис с мясом и овощами, который протянула ему Ино. Ужин был вкусным, но имел какой-то необычно пресный и рыхлый привкус оттого, что в горле постепенно скапливался ком горечи. Вроде бы мальчик смотрел на еду в коробочке голодными глазами, а вроде бы и медленно поглощал её, как будто бы даже нехотя. Он понимал, что мама не одобрила бы то, что он не ужинал, и поэтому едва не силой пихал в рот содержимое коробочки, тщательно пережёвывая, пусть и маленькими глотками. Чувствовалось напряжение, а надоедливая лампа начала противно трещать — свет в ней вот-вот должен был прекратить своё течение.
- Когда маму подлечат, я её обниму, - внезапно проговорил Юки, перестав есть и просмотрев в противоположную стену стеклянными глазами.
От этого Ино хотелось плакать, почти надрываться и крепко прижимать к себе ребёнка. Юки, казалось, даже не обратил внимания на то, как посмотрела на него девушка, и продолжал таращиться в стену. Его мама… как она там, за этой дверью? Что она чувствует? Думает ли она про него? Хочет ли она обнять его точно так же, как Юки хочет прижать её к себе? Наверняка да… в этом не стоило сомневаться. Он снова хотел увидеть её смеющиеся добрые глаза, услышать такой приятный и мягкий голос… его мама — самая ласковая и нежная на свете. Нет ни одной мамы, которая смогла бы чем-то превзойти Сакуру — Юки это знал.
- Мы все её обнимем, дорогой, - улыбнулась Ино, сдержав слёзы, и приобняла за плечи мальчика.
Он опустил голову, прикусив язык, чтобы рыдания не вырвались прямо из горла вместе с тем самым отвратительным комком. А он всё рос, набирал вес, питаясь горечью, болью и одновременно злобой ребёнка на весь окружающий мир. Дети — самые чувствительные создания. Стоит только им немного почувствовать боль, как они начинают громко плакать и воображать, будто бы весь мир настроен против них. Так было и с Юки: он уже не думал о том, что его маме хотят только добра, что Ино и Сай пытаются помочь… весь мир превратился в такую отвратительную чёрную массу с чёрно-белыми пятнышками в виде бездушных людей. Весь мир становился для него большим отвращением. Не было даже слов, чтобы выразить всё то, что он сейчас испытывал.
Вскоре он наконец покушал, протянув Ино пустую коробочку.
- Спасибо, - слегка улыбнувшись, он бросил на неё короткий взгляд, а после соскочил с мягкой скамейки, встав прямо напротив двери, прислонившись к стене и принявшись ждать.
- Юки, может, посидишь? - предложила девушка, вздёрнув бровь.
- Нет, - малыш отрицательно помотал головой, всё так же пристально глядя на дверь.
Он с нетерпением ждал, когда белая дверь наконец откроется. За ней была такая гнетущая тишина, что становилось не по себе. Может быть, его мама сейчас радостно выбежит оттуда и присядет перед ним, обнимет его, прижмёт к себе?.. Юки надеялся на это чудо, слегка улыбнувшись себе под нос и немного смутившись под взглядом Ино. Но нет, дверь всё не открывалась, как бы Юки внутренне не умолял её это сделать. Она предстала перед ним огромным великаном, не желавшим пускать никого внутрь, а уж тем более маленького мальчика. Шли минуты, а Юки думал, что прошло уже несколько часов. Мальчик то и дело посматривал на Сая, не решаясь спросить, сколько времени, и тот то и дело проходил мимо него дальше по коридору медленным шагом, тяжело вздыхая. Чего он маячит? Юки не понимал. Он был весьма активным мальчиком, но сейчас прекрасно понимал: нужно стоять и ждать.