На улицу они вышли вместе, незнакомец поправил воротник и шарф и неторопливо двинулся влево по улице.
- Я не с рождения слепой, так что знаю названия цветов, как они выглядят, - продолжил он начатый ранее разговор. Виктор облегченно вздохнул. Он немного опасался, что его новый знакомый обидится на бестактность русского. - Кстати, я ведь так и не представился. Меня зовут Юри Кацуки.
- Виктор Бажин, - девичья фамилия матери вырвалась сама собой. Виктор не хотел, чтобы его новый знакомый вдруг оброс пиететом или еще чем-то, полагающимся по статусу фигуристам. До этого момента он не подозревал, как соскучился по обыкновенному общению, когда никто не будет расспрашивать о карьере, прыжках, фигурах, выступлениях, от которых он чертовски устал.
- Русский? Здорово, - Юри весело усмехнулся. - У нас тут многонациональный город, хотя представителей всего по одной-две семье. Афроамериканцы, разумеется, парочка индейцев, китайцы держат лавочку и ресторанчик. Если какой-то праздник, когда остальные магазины не работают, то идите к ним, у них всегда открыто.
- А вы? - не заметить акцент невозможно.
- Японец.
- Что же вы забыли так далеко от родины? Или не были там ни разу? - может, чуточку бестактно, но остановиться Виктор не мог. Слепой пробуждал в нем дичайший интерес своей личностью, необычностью поведения и суждений. Абсолютно нетипичная реакция, раньше, когда Виктор только начал выезжать на соревнования, все расспрашивали о Санкт-Петербурге и Москве, о последней чаще, как о столице.
- Можно сказать, я тоже искал место, чтобы подумать, - черты лица смягчились воспоминаниями.
Дорожка была достаточно широка для двоих человек. Юри шагал уверенно, двигал тростью быстро, привычно. Виктор обратил внимание, что пальцы слепого вновь покраснели от холода, перчатки торчали из кармана пальто.
Как он определяет, куда идти? Куда сворачивать? Ведь именно Юри вел их, не иначе. Вопросы кружили на языке, грозили вот-вот сорваться, Виктор усилием воли сдерживал себя, чтобы не начать расспрашивать. Ему не хотелось спугнуть нового знакомца.
- Вот, я живу здесь, - Юри провел пальцами по забору, по почтовому ящику.
Виктор повернул голову. Двухэтажный дом, типичный для Америки. С верандой, на которой поскрипывало под порывами ветра кресло-качалка, с аккуратными занавесочками на окне. Скорей всего, дом для Юри обустраивал кто-то другой, вряд ли слепой мог по достоинству оценить занавески. Мысль, что Юри делит жилье с кем-то была… не слишком приятной.
- Ты живешь один? - переход на более неформальное общение дался легко, его сам Юри предложил, наверное, расслабленность Америки способна искоренить даже традиционную формальность из японца.
- Да, - Юри не был расстроен или недоволен интересом Виктора, ни одной негативной эмоции не прорвалось на лицо. Это еще больше интриговало. Мягкий, податливый характер, коньячный румянец, терпкий, чуть горьковатый, как шоколад, голос.
Виктор распрощался, но проследил, как парень без проблем преодолевает дорожку и ступеньки крыльца. Стук трости стал редким, на своей территории слепец чувствовал себя уверенно.
Дома Виктора ждал соскучившийся Маккачин, который немедленно сунул нос в пакет в поисках чего-нибудь вкусненького. Смешно, но именно банка арахисового масла привлекла внимание пса. Виктор отвинтил крышку, достал ложку и задумчиво посмотрел на чуть тянущуюся массу. Юри говорил, есть с чем-то или печь печенье. Может, стоит попросить хозяйку познакомить с этим аспектом кулинарии Америки?
Виктор принюхался к порции, с сомнением взглянул на Маккачина. Пес вилял хвостом и с интересом наблюдал за экспериментами хозяина.
Запах у арахисового масла был… никакой. Виктор лизнул его сначала, а потом проглотил всю ложку. Тут же скривился, высунул язык, совсем как Маккачин, и заел стресс прихваченными из магазина маршмеллоу. Как будто земли с привкусом орехов наелся. Послевкусие было терпким, оставалось надолго, сладость от него помогала плохо. Виктор прополоскал рот водой. Продукт на любителя, теперь понятны советы Юри.
Он забрался на подоконник с открытой пачкой зефира. Окно комнаты выходило на дорогу, вдалеке виднелся океан. Отсюда до пляжа рукой подать, что, наверное, отлично в сезон.
Что делать дальше, Виктор не представлял. Не с карьерой, а вообще. Без тренировок освободилась уйма времени, в сутках оказалось слишком много часов. Виктор слишком привык отдавать катку всего себя, каждую свободную минуту. Школа, а затем учеба в институте казались чем-то вторичным, второстепенным. Он не задумывался, что будет делать, когда придет пора прощаться. Тогда казалось, что кататься он будет вечно. Десять лет - долгий срок, но они пролетели молниеносно. Виктор слышал, что многие занимаются шахматами, фотографией. Тем более сейчас, в век развития Интернета и социальных сетей. Однако превращаться в компьютерного задрота - не то, чего он желал бы для себя. Каток был его единственной страстью, его любовью слишком долгое время, чтобы так легко пережить расставание с ним.
Поэтому в ритм свободной жизни он вливался потихоньку. Привыкал к отсутствию диет и строгого распорядка дня, к тому, что он может делать все, что захочется. Вставать, когда угодно, спать до полудня - режим выбить из фигуриста не так-то просто, поэтому Виктор все равно вскакивал чуть ли не с рассветом, а потом долго валялся в кровати, бесцельно бродя по просторам Интернета, как русского, так и американского, не особо вдаваясь в смысл.
Взгляд упал на открытую банку с арахисовым маслом. Маккачин понюхал ее и смешно расчихался.
Может, зайти в гости? По-соседски?
К Юри он зашел только через два дня, когда банка арахисового масла, как повод, намозолила глаза, а Маккачин поскуливал, реагируя на волнение хозяина.
Ему пришлось позвонить дважды, прежде, чем из глубины дома раздалось “Иду!” и торопливые шаги.
Юри распахнул дверь рывком, на лице его, не прикрытом сейчас очками, отразилось удивление. Кончик носа его забавно дернулся, затем брови сошлись к переносице в недоуменном расстройстве. Он узнает гостей по запаху? Это насмешило и еще больше заинтриговало Виктора. Хандра, преследовавшая его по пятам, отступила, стоило только увидеть японца в домашней белой кофте, вязаной, с длинными полами, накинутой поверх черной майки. Бриджи и босые стопы почему-то напомнили о хоббите, хотя повышенной мохнатостью ног тут не пахло.
- Привет, это я… эм… Виктор.
- Привет, - Юри улыбнулся. - Да, я узнал тебя.
- По запаху?
- В основном. Эм… - парень смутился до коньячного румянца.
- Я с соседским визитом.
Слепой ощупал всунутую ему в руки банку арахисового масла, открыл, принюхался. Затем весело прищурился.
- Ты ведь уже пробовал?
- Да. Это… кошмар какой-то! - выпалил Виктор, взмахнув руками, чуть не ударив Юри по носу. - Ой, прости.
Почему-то рядом с Юри он забывал о том, что дряхлая развалина в конце спортивной карьеры. Получалось чувствовать, думать, вести себя, как прежде, внутри пробуждался интерес, прогоняя спокойную апатию и бездействие прошлых дней. Юри был самодостаточной натурой, люди к нему наверняка тянулись именно из-за внутреннего огня, не полыхающего костра, а уютного каминного пламени. С ним хотелось быть, и Виктор не собирался отказывать себе в удовольствии провести время с понравившемся в плане общения человеком. На самом деле такого вот простого разговора у него не было черт знает сколько лет. Даже у Плисецкого коммуникативный опыт больше, хотя внешне Русская фея самый асоциальный тип в сборной. Виктор умел общаться с журналистами, поклонниками, коллегами и соперниками, однако Юри не являлся ни тем, ни другим, ни третьим. Это представляло собой новый, незабываемый опыт.
- Ничего, проходи. Покажу тебе, как нужно есть арахисовое масло. Сейчас, минуточку.