В зеркале ванной отражение посмотрело воспаленными красными глазами, почесало задумчиво седую щетину на подбородке. Красиво звучит - платиновый цвет волос, а вот борода получается невыразительной и какой-то… плешивой. Виктор поморщился, залез в кабинку, сбросив вещи в корзину для грязного белья. Потом постирает.
Вода привела в чувство, он с наслаждением вымылся, в животе заурчало, как бы напоминая, что свежим воздухом и душем сыт не будешь. Виктор, посвежевший, выпорхнул в клубах ароматного пара из ванной, готовый к новым свершениям. На столе его, потеснив компьютер, ждал сытный завтрак.
- Тетушка Мо заходила, просила передать, - Юри махнул рукой немного правее стола. Парень не поднялся с кресла, и хотя его руки лежали расслабленно на трости, чувствовал себя в новой обстановке явно неуютно.
- М-м, она прелесть, - Виктор набросился на блинчики с кленовым сиропом. В отличие от арахисового масла, он мужчине понравился. - Какие планы?
Юри выглядел задумчивым, и Виктор задался вопросом, не возражает ли японец против прочтения книги. Одно дело, когда не знаком лично с читателями, а другое - когда приоткрываешь ему душу и сердце. Мнение таких людей всегда более важно.
- Я хотел бы показать тебе одно место, но мне понадобится помощь, - Юри засмеялся и попытался отстраниться от полезшего с облизываниями Маккачина. Виктор с затаенным восторгом смотрел, как путаются гибкие пальцы в кудрявой шерсти пса, и тот скулит от восторга. - Можем взять его с собой, если хочешь. Наверное, он соскучился по прогулкам за время твоего добровольного затворничества.
- Тетушка выгуливала его… наверное, - если честно, Никифоров не помнил, жизнь проскальзывала мимо него, пока он погрузился в книгу.
- Тогда тем более нужно отвлечься. Требуется время, чтобы уложить прочитанное в голове, посмотреть свежим взглядом, - Юри поднялся, коньячный румянец заливал щеки и шею.
Сердце Виктора забилось сильнее в предвкушении. Что-то изменилось между ними, неуловимо, но окончательно. Как будто книга помогла перейти еще одну черту, подпустила Виктора ближе к своему создателю.
Куда он поведет его? Что покажет? Будет ли это той самой недостающей частью, кусочком в мозаике, которая почти сложилась? Ответа Виктор не знал. Поэтому ждал его с нетерпением. Он снова чувствовал, снова жил, дышал полной грудью. Странно было вспоминать об апатии, когда каждый день готовил новое открытие.
- Я подожду тебя на улице, можешь не спешить, - Юри вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Виктор проглотил завтрак моментально, накинул пальто, шарф, прихватил Маккачина. Почему-то было важным познакомить Юри с верным другом, посмотреть, не возражает ли он против его присутствия. Домашние питомцы много вреда способны принести слепому.
Заматывая на шее шарф, выскочил мужчина на улицу, не чувствуя землю под ногами. Как будто ему снова шестнадцать, и он летит на первые в жизни взрослые соревнования.
Юри о чем-то беседовал с хозяйкой, оба склонялись над кустами роз. Кацуки кончиками пальцев гладил лепестки, кивал, уголки губ приподнимались в улыбке. Увидев Виктора, хозяйка всплеснула руками.
- Ну, наконец-то, а то совсем стал походить на страшилок из игрушек моего внука. Держите, собрала вам перекус, - сунула Никифорову корзину с ланчем. - Все холодное, так что разогревать не потребуется.
- Спасибо, тетушка Мо. Я поговорю с Лизой насчет новых сортов.
- Идите, идите! Удачного свидания!
Кончик носа зачесался. Виктор краснел удивительно: на щеках цвета было мало, зато отличался нос. Сразу как у Деда Мороза.
Юри от души рассмеялся. Приласкал сунувшегося под руку Маккачина.
- Не лезь, глупый пес, - прикрикнул Виктор, боясь, что пудель сунется под трость и собьет слепого с ног. Все-таки тушка была не самой легкой.
- Ничего страшного, раньше у меня была собака Вик-чан. Маленькая, но озорная. Все время приходилось следить, чтобы не наступить на нее.
Виктор читал. Любимица всей семьи, лучший друг Юри, названный так в честь Никифорова. Она погибла вместе с родителями.
Взрыв газа на источниках послужил причиной пожара. Кто-то подозревал умышленный поджог, но доказательств не имелось. Юри сумел вытащить сестру, Мари, вместе с которой заснули в одной комнате, после долгих разговоров. А когда сунулся в горящее здание за родителями, его накрыло балкой.
- Ты поэтому не завел собаку-поводыря?
Юри покачал головой, как бы говоря, не здесь и не сейчас. Слишком людно, несмотря на то, что на улице ни души. Виктор понимал это. Сокровенным делиться нужно наедине.
Погода стремительно менялась, с каждым днем становилось теплее. Оушен-Гроув в самое холодное время года не мог похвастаться сильными морозами, здесь температура не опускалась ниже минус семи, теперь же, весной, вовсе становилось теплее. Виктор по привычке надевал пальто, так как знал, как опасна переменчивая погода межсезонья, как легко подхватить какую-нибудь заразу и потратить время впустую на порошочки и сиропы. Болеть Никифоров не любил, диета, здоровый образ жизни сделали его тело крепким и выносливым, а вот эмоциональное напряжение выступлений, наоборот, старалось всячески ослабить иммунитет.
Юри кутался в пальто скорее машинально, нежели из прямой потребности. Он легко привыкал к вещам, а отвыкал тяжело. Пока не станет совсем жарко, из пальто не вылезет под страхом смертной казни. Парень провел рукой по перилам, направился к спуску.
- Идти придется по песку. Поможешь?
- Конечно.
Теперь Виктор видел за каждым жестом Юри намного больше. Знал, какую важную роль для него несут царапины, шероховатости, неприметные на вид. Люди не замечают их, а для слепых это ценные указатели.
Песок зыбкий, по нему не постучишь палкой, океан приносит палки и коряги, водоросли, в которых легко запутаться. Если бы мог, Виктор на руках пронес бы Юри до самой цели. Мешало лишь осознание, что парень откажется. Поэтому Никифоров переплел пальцы, согревая озябшую ладонь. Маленькую, сильную, крепкую, обхватил, спрятал в своей.
Шаг за шагом, медленно, постепенно, они шли по берегу, ступали по зыбкой почве песка, как по хрупкому стеклу. Вокруг носился с радостным лаем Маккачин, Юри держал глаза закрытыми, улыбался уголками губ. Это было самым важным - тепло Юри, плечом к плечу, возле сурового, посеревшего сегодня океана. Виктору хотелось, чтобы Юри развернулся, схватил его за руки и побежал вперед. Посмотрел и увидел.
- Нам сюда.
Тропинка вела между природным заграждением из обломков скал, Юри перебирался по ней ловко, знал, куда ставить ладонь, но ногой нащупывал дорогу. Виктор помогал ему. Тропинка оборачивалась вокруг скалы, поднималась на самый верх. Мужчины последовали за ней, оставив Маккачина внизу, носиться по песку. Даже с псом Виктор не был готов разделить вспыхнувшее в груди жаркое чувство без названия.
Они сели на камень, подстелив полы своих пальто. Перед ними расстилался бесконечный океан, покрытый белыми пенными кучеряшками, чайки парили над волнами, а вдалеке вода сливалась с небом, светлела на горизонте.
- Закрой глаза, - Юри положил ладони на лицо Виктора. - Слушай. Просто слушай.
По телу пробежался жар, исходящий от руки Юри, запах парня окутал с головы до ног легким облаком. Никифоров облизнул губы и послушно закрыл глаза, пощекотав ресницами нежную кожу. Сначала он слышал только биение собственного сердца, ток крови в ушах. Хотелось носом провести по загорелому запястью с прожилками вен, поцеловать там, где виднеется биение жизни.
Юри терпеливо ждал, потому что знал, как тяжело отвлечься от видимого и перейти к слышимому.
Сердце успокоилось, хотя близость парня все еще дурманила разум, Виктор сумел отвлечься и прислушаться по совету Юри. В горле пересохло.
Шум океана, крики чаек, плеск волн о камни под свисающими с края ногами, ветер в лицо - все сплелось в единую мелодию, ритмичную, живую. Когда к ней присоединилось фортепиано, Виктор не понял. Музыка, поначалу тихая, бежала вперед ручейком, капелью звенела, струями воды переливалась. Нежная, хрупкая, невесомая. В ней был Юри и целый свет, она разделялась, одна нить тянулась, поддерживая напряжение, а вокруг вилась спираль звенящей капели. Сквозь камни, сквозь обломки скал, тягучие пески и низины прокладывала она дорогу, ликующая, свободная, торжествующая. Расправляла крылья, как чайка, взлетая все выше и выше, пока… не опала, затихла. Лишь единичные звуки напоминали о ней. Как будто человек поднимался с колен, медленно, с трудом. Но ему удалось, он встал и пошел дальше, побежал. С радостью и смехом, преодолевая препятствие, расправив крылья. Победитель. Все закончилось торжеством, не жесткими, категоричными фанфарами, но мягкой нежностью пиано.